– Не понимаю. Расскажи, что случилось.

– Тебе нужно знать одно – твоего мужа больше нет. Парень, в которого ты влюбилась… Парень, с которым вырос я… подевался неизвестно куда. Но это точно не психопат, избивший меня до полусмерти на вчерашнем корпоративе.

– Избивший тебя до полусмерти? – повторила Дженни, не в силах осмыслить услышанное.

– Извини, Дженни, – вздохнул Том. – Я в гребаной больнице.

– В больнице? В какой именно? Я сейчас приеду.

– Нет, нет! Ты что, не слышала? Я не хочу тебя видеть. Не хочу связываться ни с тобой, ни с Томом. Он опасен! Надеюсь, тебе хватит ума держаться от него подальше. Я вот мечтаю никогда его больше не видеть.

– А как же… А как же работа? – Дженни понимала, что вопрос странный, но собраться с мыслями не могла.

– Дженни, сегодня утром мне звонил Кролл. Он уволил Тома. Про договоры твой муж врал. Отчеты он составлял липовые, это ясно из самих договоров и из заказов. Кроллу это не понравилось. Хорошо, что он и меня не уволил: Тома же привел я.

Дженни сидела на кровати и смотрела на дождь. Слова Кевина перечеркивали все красивые мечты о будущем. Что случилось, черт подери?

– Прости, Дженни, но мне пора, – объявил Кевин после большой паузы. – Может, перезвоню тебе, как из больницы выпишусь и вернусь на работу. Мне просто нужно немного времени. Может, я из города ненадолго уеду. Навещу деда и бабушку. Дженни…

– Что? – испуганно спросила она.

– Держись подальше от Тома. Он чудовище.

Кевин отсоединился. Дженни сразу же набрала Тома, надеясь, что жалобы Кевина – ошибка, но попала на голосовую почту.

Следующие несколько недель, вопреки советам Виктории, Дженни звонила Тому, но безрезультатно. В итоге голосовая почта переполнилась, и Дженни перестала звонить. Когда позволяла погода, в дни занятий Дженни ходила мимо дома – и по дороге со станции, и обратно. Она ни разу никого не увидела, в окнах даже свет не горел. Исчезла и подержанная машина, которую они купили в конце лета. Неужели Том ее продал?

Пару раз Дженни порывалась постучать в дверь, но так и не набралась храбрости. Она боялась собственного дома, боялась собственного мужа. Когда начинались галлюцинации, она боялась самой себя.

Однажды вечером, приближаясь к этому дому, Дженни увидела Андреа и Пейдж. Падал легкий снежок, холоду вопреки догорающий день был красивым. Пейдж в толстом зимнем комбинезоне запрыгивала на высоченные сугробы у обочины дороги. Андреа перехватила взгляд Дженни и разинула рот от удивления.

Дженни подняла руку в приветственном жесте, но Андреа тут же развернулась и повела дочь в гараж. Вскоре оттуда выехала машина и покатила мимо Дженни, так и стоявшей у обочины. На этот раз Андреа даже не взглянула на нее.

Когда Дженни заметила сидевшая сзади Пейдж, у малышки глаза загорелись от радости. Пейдж помахала было рукой, но замерла, поняв, что соседка не отвечает. На фоне свинцового неба Дженни казалась грустной и одинокой.

Машина отъезжала, и Дженни, к своему ужасу, увидела, что из глаз девочки хлещет кровь. Дженни понимала, что это невозможно, но картинка ужасала своей реальностью. Она развернулась и быстро зашагала к станции, чтобы скорее уехать на Манхэттен.

Не раз и не два Виктория убеждала сестру перебазировать студию в Нью-Йорк, но та не соглашалась. Нью-йоркская аренда ей была не по карману; скоро родится ребенок, а чтобы найти место под студию и раскрутить ее на новом месте, нужно время, которого у нее нет. Впрочем, на деле Дженни не могла – и не желала – ставить крест на Томе. И говорить на эту тему с Викторией тоже. Еще рано. Слишком мало времени прошло.

До Тома Дженни так и не дозвонилась, хотя не сомневалась, что рано или поздно он с ней свяжется, что человек он непропащий. В глубине души она знала, что Том придет в себя, хотя Виктория настаивала на их разводе.

В итоге на сестру пришлось гаркнуть – мол, тема закрыта – аккурат посреди ужина, когда они наслаждались потрясающим домашним стир-фрай от Лакшми. С тех пор Виктория о разводе не заговаривала.

От многочисленных проблем – переживаний за свой брак, беспокойства о муже, постоянных ссор с Викторией – Дженни спасалась в студии. Вопреки предупреждениям сестры клиентура неуклонно разрасталась. Наступление зимы и внезапное сильное похолодание очень помогали бизнесу: запертые в четырех стенах люди жаждали физической активности. Урезав персоналки, Дженни стала проводить групповые занятия, а по субботам с утра устроила детские классы. Стоило упомянуть о них в онлайн-рассылке, и все места забронировали буквально за день. Дополнительный утренний класс по воскресеньям заполнился с той же быстротой.

В отличие от нескончаемого потока банковских служащих, с которыми Дженни работала прежде, в студию приходили разные люди. Ее клиенты отличались друг от друга возрастом, уровнем подготовки, физической формой, достатком, национальностью, вероятно, и сексуальной ориентацией; попадались надменные домохозяйки, спортсмены-любители, уставшие от сетевого клуба в соседнем городе, даже бывший профессиональный бейсболист – шестидесятитрехлетний мужчина в прекрасной физической форме

А еще был Чад.

Он снова появился пару недель назад, в самый холодный день на памяти Дженни, которая еще не оправилась от звонка Кевина. Студия тогда пустовала с утра до вечера, двое клиентов отменили занятия из-за ночного снегопада и опасных для жизни морозов. Обе эсэмэски Дженни получила уже в поезде, летящем в Нью-Джерси, и расстроилась, что в понедельник напрасно проснулась так рано.

В Спрингдейле на фактически пустой платформе Дженни проанализировала имеющиеся варианты. Можно вернуться в Нью-Йорк следующим поездом. Ближайшая тренировка во вторник после обеда, значит, можно провести в постели почти двадцать четыре часа – смотреть дурные телепередачи, есть дурную еду, предаваться депрессии.

Или можно подобрать сопли и таки пойти в студию. Устроить себе кардиотренировку, потом силовую. Срок большой, поэтому ничего гиперинтенсивного и тем не менее. Потом можно выпить кофе или даже устроить ланч в крошечном сэндвич-баре, который открылся неподалеку от студии. Владел баром бизнесмен, недавно вышедший на пенсию. При встрече с Дженни он всегда улыбался и отпускал избитые шуточки.

Можно подойти к дому, снова попробовать увидеть Тома, проверить, как он. Попробовать понять, что с ним, даже если ответ в итоге расстроит.

Тренировка была в самом разгаре, а в колонках гремел рок, когда вошел Чад. Робко, чуть ли не испуганно; он сказал, что хочет записаться на персоналку. Потная, запыхавшаяся, слегка смущенная, Дженни схватила полотенце для рук, промокнула лицо и затылок. Она понимала, что взмокла и раскраснелась, но если Чад и заметил пот на ее налитом животе, то виду не подал, даже когда подписывал документы.

Чад указал свой адрес и номер кредитки, заявил, что деньги нужно все всенепременно снять до занятия, и Дженни засмеялась. Смущенный Чад привлекал ее даже больше Чада уверенного. Вот он поставил галку рядом с заявлением об отказе от ответственности, расписался в самом низу и сказал, что никогда прежде не брал персоналки. Чад протянул Дженни планшет, и она едва его не выронила – вот тебе и тренер по фитнесу! Разговор получился неловким и занял менее десяти минут. Огорченная, взволнованная, Дженни посмотрела вслед уходящему Чаду и вздохнула.