И уточнение в истории памятников села Манухина, продиктованное обстоятельствами биографии Артамона Матвеева. Боярином царскому любимцу удалось побыть всего-то два года. Со смертью Алексея Михайловича придворная жизнь любимца кончилась. Потому и подал в июле 1676 года челобитную о своем освобождении Василий Репьев, «иноземец Литовские земли», что новоиспеченный боярин был сослан со всем своим семейством в ссылку в Пустозерск. Обвинялся Артамон Матвеев в «чернокнижии» и самое страшное — в покушении на жизнь молодого царя Федора Алексеевича.

Что подразумевалось под «чернокнижием», сказать трудно, только был Матвей и в самом деле автором двух написанных по царскому заказу фундаментальных исторических исследований. Сочинил он «Историю русских государей, славных в ратных победах, в лицах» и «Историю избрания и венчания на царство Михаила Федоровича». Оба труда оправдывали и утверждали приход к власти новой династии — Романовых, но, конечно, продолжение династии Артамон Матвеев видел в лице младшей ветви царского рода — в Петре и поддерживал враждебную Милославским, родственникам первой жены Алексея Михайловича, партию Нарышкиных.

Облегчение судьбы былого царского любимца неожиданно наступило в январе 1682 года благодаря царской невесте Марфе Матвеевне Апраксиной. Марфа была обвенчана с недавно овдовевшим царем Федором Алексеевичем и вымолила как милость перевод матвеевской семьи с севера в городок Лух на Костромщине. Артамон Сергеевич приходился новой царице крестным отцом.

Первый переезд с места ссылки оказался началом возвращения Матвеевых в Москву. В апреле того же года смерть Федора Алексеевича и избрание на отцовский престол Петра I открыли перед Артамоном Матвеевым обратную дорогу в столицу, ко всем утраченным почестям и богатствам. Конечно, Матвеев торопился. Избрание состоялось 27 апреля 1682 года, одиннадцатого мая Матвеевы уже были в Москве при дворе. Но спустя четыре дня по их приезде вспыхнул стрелецкий бунт в пользу Милославских и старшего царевича Иоанна Алексеевича. За кулисами разыгрывавшихся событий появилась властная и непреклонная в своем стремлении к царской державе фигура царевны Софьи. Партии Нарышкиных не удалось спасти Артамона Матвеева. На глазах царской семьи он был убит на Красном крыльце кремлевских теремов, сброшен к ногам взбунтовавшихся стрельцов и изрублен. Чудом уцелел четырнадцатилетний сын Артамона Сергеевича Андрей, единственный наследник семьи, отбывавший с отцом ссылку и в Пустозерске, и в Мезени. Вражда Милославских к Матвееву была так велика, что все его вотчины, включая Манухино, немедленно отписываются в Дворцовое ведомство.

И снова остается неясным, чье вмешательство облегчило участь вдовы и подростка-сына. Во всяком случае, через год после конфискации Матвеев-младший восстанавливается в отцовских правах на вотчины, его жалуют в том числе и Манухином.

Для Петра судьба Матвеева-младшего была предрешена. Андрей Артамонович отличается редкой образованностью. Сначала, не посягая на самостоятельные исторические труды, он делает в девяностых годах XVII века интересный перевод «Анналов» Барония. После недолгого воеводствования Андрея Матвеева в Двинском крае в 1691–1693 годах Петр, вернувшись из первой своей поездки по Западной Европе — Великого посольства, направляет его чрезвычайным и полномочным послом при Голландских Статах. От этих основных обязанностей ему приходится отказаться для особо важных поручений. В 1705 году он ездит для заключения торгового договора с Францией в Париж, а спустя два года — в Лондон, где ему предстояло уговорить английское правительство взять на себя посредничество между Россией и Швецией и — что не менее важно — не признавать польским королем Станислава Потоцкого. Доверие к нему Петра в отношении дипломатических миссий безгранично. 1712–1715 годы Андрей Матвеев проводит русским послом при австрийском дворе и по возвращении оттуда получает графский титул. Четырьмя годами позже он уже сенатор и президент юстиц-коллегии.

В последний год жизни Петра I Андрей Матвеев был переведен в Москву на должность руководителя Московской Сенатской конторы. Вряд ли такое назначение относилось к числу служебных успехов графа. Любая служба в Москве в то время означала удаление из столицы, от двора. Петр явно охладел к своему давнему сотруднику, а Матвеев к тому же и не искал больше царских милостей. И в Москве снова сходятся пути Василия Иванова Репьева, былого пленника матвеевского дома, и Матвеева, на этот раз младшего. На основании ведомости сбора мостовых денег по Москве в 1718–1723 годах за Ре-пьевым числился собственный двор «в Белом городе Покровской сотни на тяглой земле идучи от Покровских ворот в город по Большой Покровской улице на левой стороне под номером 630-м». Находилось хозяйство живописца Репьева бок о бок с двором другого живописца — строителя Сухаревой башни и Арсенала Московского Кремля Михайлы Чоглокова.

Андрей Матвеев сохранил за собой московскую должность в течение недолгого правления Екатерины I, но в 1727 году вышел в отставку. Вошедшие в исторические справочники и энциклопедические словари его жизнеописания не приводят никакой причины ухода былого дипломата с государственной службы, между тем причина эта достаточно серьезна и необычна.

Среди современников ходили разговоры о том, что охлаждение между императором и графом наступило из-за графской дочери Марьи Андреевны, вышедшей замуж за денщика Петра I Румянцева, но пользовавшейся особым вниманием самого царя. Ее родившегося в 1725 году сына — будущего известного полководца П.А. Румянцева-Задунайского — при дворе считали связанным родственными узами с царской семьей. То, что могло устроить другого придворного, вызвало гнев графа-отца, который предпочел принять предложение о назначении в Москву.

Тем не менее уже будучи в отставке, Андрей Артамонович Матвеев берется за перо, чтобы составить историческую хронику России начиная с памятного для него стрелецкого бунта и вплоть до 1698 года, когда он надолго оставил родину. Опубликованная в «Собрании записок о Петре Великом», его работа вызвала нарекания не только из-за предвзятого отношения к партии Милославских и царевне Софье. Подняться над семейной обидой Матвеев не сумел.

Ветер с Серой упрямо рвется в узкую прорезь ворот и захлебывается тишиной. История — она проходит как прибой. И только в редких ямках продолжает искриться застоявшейся солью ушедшая волна — постройки, памятники, неверные и вечные следы поколений.

Сегодня в путанице заплетенных травой тропинок одинокие стены тянутся к невысоким кровлям, куполам. Изредка разворачиваются широкими крыльцами. Западают в чернеющие провалы скупо отсчитанных окон. И неудержимым взлетом входит ввысь огромная каменная свеча — Распятская церковь-колокольня, памятник победы московского царя над Новгородской вольницей и переезде Грозного в слободу в 1565 году.

Распятская колокольня

Столпообразные шатровые храмы — к ним отнесет Распятскую колокольню каждый справочник — появляются в XVI веке и уходят из русской архитектуры тогда же, могучие каменные обелиски, хоть и связываемые историками с образцами деревянного зодчества. Что воплотилось в них? Торжество объединяющегося, утверждающего свою силу государства? Начинающееся преобладание государственных, а вместе с ними светских начал? Или прежде всего человеческое сознание, ощутившее возможность освободиться от пут средневековых представлений и догм?