И ни души на улицах, город словно парализован непогодой.

— Граф Аксель Фогельшё пришел в отчаяние, — повторяет Харри.

— Он любит земли в окрестностях замка, — отзывается Малин.

— И он хотел получить их обратно, но у него ничего не вышло.

— Йерри Петерссон отказался продать.

— Он как будто овладел душой Фогельшё, — добавляет Харри.

— А Фредрик, проигравший Скугсо, — рассуждает Малин, — вероятно, хотел все исправить. Теперь, когда Петерссон вышел из игры, они наверняка попытаются выкупить замок обратно. Но откуда у них снова взялись деньги? Те, которые Фогельшё предлагал Петерссону? Позвоню Свену, может, он еще не успел допросить Фредрика.

Дверь тюремной камеры скользит вверх.

Фредрик Фогельшё сидит на койке с чашкой кофе в руке и читает «Свенска дагбладет».

— Может, я не вовремя? — спрашивает Свен Шёман. Он замечает, что плечи Фредрика опустились, будто под давлением некой невидимой силы, что кожа под глазами посерела за время его пребывания в камере и его взгляд выражает желание выпить, совсем как у Малин в последнее время. «Я дам тебе то, что ты хочешь», — мысленно обещает Свен.

— Эреншерны нет.

— Я только хотел кое о чем вас спросить, — говорит Свен, — если можно.

— Можно.

«Фредрик Фогельшё кажется усталым, как будто разочаровался в чем-то или вот-вот разочаруется», — замечает про себя Шёман.

Он присаживается на матрас, чувствуя запах мочи, исходящий от блестящего унитаза из нержавеющей стали.

— Здесь, в участке, у многих проблемы с алкоголем, — начинает Свен. — Стыдиться вам нечего.

— У меня нет проблем, — обрывает его Фогельшё.

— Разумеется. Но даже если б были, никто не осудил бы вас здесь за это.

— Приятно слышать.

— Мы знаем о ваших сделках с опционами, — продолжает Свен.

Фредрик Фогельшё молчит.

Комиссар оглядывает камеру, проникаясь чувством одиночества.

— У вас маленькие дети и жена. Вы скучаете по ним?

— Да. Скучаю. Но ведь вы же запретили мне свидания.

— Не мы, а прокурор. У вас в семье все в порядке?

— Все в порядке.

— Это замечательно. Мы с женой вместе уже тридцать пять лет, и каждый день наслаждаемся обществом друг друга.

— Я испугался, запаниковал, — снова начинает Фредрик. — Я не хотел летом попасть в Шеннинге, быть вдали от своих детей целое лето. Вы можете это понять?

Свен кивает и подвигается ближе к арестанту.

— А ваш отец? Он, должно быть, чуть с ума не сошел от ваших афер?

— Он всегда был немного сумасшедшим, — отвечает Фогельшё, улыбаясь. — Но тут он впал в ярость.

— Однако все вы говорили нам, что замок продали просто потому, что пришло время?

— Приходится думать о чести семьи, когда принадлежишь такому роду, как наш.

— Так, может, именно это вы и делали, защищали честь семьи, когда однажды утром отправились в Скугсо, чтобы отомстить человеку, отнявшему у вас замок? Ведь так? Будет лучше, если вы все расскажете как есть, это я вам обещаю.

— В этом я не сомневаюсь, — говорит Фредрик. А потом с серьезным видом, словно отстраняясь от полицейского, поправляет газету у себя на коленях. — Если позволите…

— Итак, на прошлой неделе вы хотели выкупить поместье…

Фогельшё поднимает глаза от газеты. «Так вы все знаете?» — говорит его взгляд.

Свен кивает.

— Мы знаем. Откуда у вас взялись деньги? Насколько я понимаю, вы проиграли все состояние семьи и даже больше?

— У нас появились деньги, — отвечает Фредрик, — но я не обязан вам рассказывать откуда.

— Как хотите, — соглашается Свен. — Итак, Петерссон только посмеялся над предложением вашего отца, и вы захотели показать, на что вы способны, Фредрик. Вы хотели все поправить — а я могу себе представить, как это непросто с таким отцом, — и отправились однажды утром к Йерри Петерссону. Там вы убили его, так? Вы впали в ярость. Будет лучше, если вы…

— Я не делал ничего такого! Я не делал этого!

Съемное жилье.

На доске объявлений у входа прикреплена вывеска коммунального жилищного предприятия «Стонгостаден». В первый раз Малин не обратила на нее внимания. Ей и в голову не пришло, что квартира, в которой живет Аксель Фогельшё, не принадлежит ему.

Тем не менее Аксель Фогельшё — нищий квартиросъемщик, какими бы связями ни располагал он, чтобы получить жилье на Дроттнинггатан с видом на парк Общества садоводов.

Лифт сломан, и они с Харри пешком поднимаются по лестнице на четвертый этаж. Малин задыхается. К горлу подступает тошнота. «Когда человека тошнит так часто, как меня, это становится его обычным состоянием», — думает Форс. Она знает, что с ней творится. Алкоголь действует как и любой другой наркотик: когда телу хочется еще, оно требует, протестует против того, что приток необходимого ему топлива прекратился. Вчерашнее воздержание тело восприняло как оскорбление.

Алкоголь — это бегство.

Малин дышит тяжело, с усилием, каменные ступени лестницы плывут у нее перед глазами. Она старается сосредоточиться на семье Фогельшё.

Они были вынуждены продать.

Дело не в том, что пришло время.

Они сохраняют лицо.

А потом они хотели выкупить замок обратно. Но за какие деньги? Свен только что звонил. Ему ничего не удалось выжать из Фредрика, растратившего огромные суммы.

Петерссон только посмеялся над предложением Акселя Фогельшё.

И что же тому оставалось?

Поручить сыну убить Петерссона, чтобы выкупить поместье у его наследников за любую цену. Или он сам убил Йерри в ярости?

Малин смотрит на Харри, тяжело дышащего в своей промокшей куртке. Она знает, что в голове у него те же мысли. Он не глупее ее. Из окна на лестнице она видит, как падают вниз большие капли, как они мешаются с маленькими, чтобы потом вдребезги разбиться об асфальт.

Отец и сын Фогельшё убийцы. У Малин что-то сжимается внутри. Это от чувства неуверенности, граничащего с сомнением.

И вот они у дверей квартиры Акселя Фогельшё.

Харри кивает напарнице: «Посмотрим, что он нам скажет».

Форс звонит, и по другую сторону массивной деревянной двери, выкрашенной в коричневый цвет, слышится бой часов и шаги. Полицейские чувствуют, как кто-то смотрит в глазок. А потом шаги удаляются.

Малин звонит снова.

Два, три раза. Пять, десять минут.

— Он не откроет, — говорит Мартинссон, поворачиваясь в сторону лестницы.