– При мне.

– Топор оберни рубашкой для мягкости удара. Забивай наконечники и поднимайся. Мы – следом!

Все было проделано молча и сосредоточенно. Поочередно двинулись наверх. И вот Рюрик на башне. Караульный лежит на помосте ничком, факел в руках Влесослава, он усиленно размахивает им, подавая сигнал людям на кораблях. В темный квадрат пола кинулись воины, стали сбегать вниз по лестнице. Рюрик – за ними. На одной из внутренних площадок башни увидели спящих данов, молча кинулись на них с мечами…

Главная башня замка в руках морских воинов. К причалу подошли корабли, в ворота потекли славянские викинги. Замок был захвачен почти без сопротивления. Защитников поднимали с постели и сгоняли во двор. Здесь же оказался и хозяин замка, герцог Крок, сорокалетний крепыш, с крепкими руками и бычьей шеей. Он исподлобья следил за грабежом, который проходил в замке, и еле сдерживался от душивших его злобы и бессилия.

Богатства оказались несметными. Здесь были как фамильные накопления, которые велись из века в век, так и добыча, взятая во время набегов на европейские страны: Кроки считались одними из видных представителей датских викингов.

Только к вечеру закончилась погрузка, суда вышли из залива и направились на восток. Морские воины ликовали. Еще бы, такого обилия драгоценностей они не брали ни разу!

Между тем направление ветра сменилось с восточного на западное. Вокруг кораблей заходили свинцовые, пенистые валы. Рюрик почувствовал, как неожиданно снизу его начала толкать мощная, непреодолимая сила, а затем вдруг палуба уходила из-под ног, и он как бы проваливался в пустоту, в невесомость, при этом сладко замирало сердце. И так раз за разом… В борт грохали удары, волны перекидывались через борт, с треском рассыпаясь тучами брызг. Порой судно начинало дрожать, как в лихорадке, и люди замирали, боясь, что вот-вот его накроет волной и оно пойдет ко дну… На мачте висел фонарь, вокруг него в бешеном вихре метались тучи колючих снежинок. А там, за светом фонаря, за бортом – тьма, холодная, свинцовая, бурлящая, и только видны одинокие огоньки фонарей других судов; они вдруг поднимаются в самое поднебесье, застывают там на некоторое время – Рюрик смотрит на них как зачарованный, – потом падают в самую бездну, и в это время через борт бросается новая масса кипящей воды.

Воины неестественно веселы, возбуждены, кричат, чтобы поддержать друг друга:

– Ну как, хорошо поливает?

– Как из ведра!

– Хлеще, чем в бане!

Кого-то сбило волной, протащило по днищу корабля. Ему кричат:

– Поделись, что нашел!

– Подвинься, я лягу рядом!

– Режь его, пока не испортился!

Воин встает, отряхивается от воды, некоторое время непонимающе смотрит вокруг, наконец машет рукой и начинает смеяться вместе со всеми…

К весне по заказу Рюрика были построены двенадцать военных кораблей. Свой он назвал «Соколом», в честь родного племени бодричей, на мачте его поднял флаг с изображением стремительно летящего сокола. Маленькая частица утраченной родины.

В апреле, совершив богослужение в храме Святовита, вышли в море. Небо было затянуто мглистой пленкой, солнце еле-еле пробивалось сквозь нее, разливая в пространстве ровный свет. А море спокойное, тихое, точно разлитое молоко. Так тихо, что пролетит чайка, коснется лапками воды, и по ней разбегаются круги. Плавают маленькие льдинки, по-видимому, с севера забредшие в эти края; издали они похожи на белых лебедушек. А порой кажется, что это не судно движется, а льдинки плывут по течению, будто по реке в весеннее половодье.

Но воинам такая погода не очень по сердцу. Приходится садиться на весла и грести. Часто менялись, но все равно далеко не ушли. Ночь пришлось простоять. Только перед восходом подуло с севера, в темноте развернули паруса, корабли ходко побежали по мелким волнам.

Когда взошло солнце, увидели: прямо перед ними, пересекая им путь, двигалось с десяток военных кораблей. Но кто они – датчане или норманны? Рюрик на всякий случай дал команду: приготовиться к бою!

Суда сближались. Вот уже стали видны островерхие шлемы воинов. Значит, норманны, жители Скандинавии. Даны носили плоские шлемы. Рюрик дал отбой. Разошлись, помахав руками друг другу в знак добрых отношений. Нет взаимной вражды у бодричей и норманнов.

Спокойно миновали датские проливы, вышли в Северное море, повернули на юг. Рюрик правил к владениям Уто. Ненависть воинов к саксам была таковой, что они готовы были пройти их земли огнем и мечом вдоль и поперек, а сам князь втайне мечтал расправиться с кенигом в жестоком, кровавом поединке.

Поздней ночью корабли вошли в Везер. Узкая полноводная река с тенистыми деревьями по берегам и редкими хижинами разрезала землю врагов почти пополам. Жители спокойно спали, а может, кто-то уже увидел стремительное и бесшумное движение судов и кинулся к коням, чтобы предупредить власти о нашествии чужеземцев.

Деревни Рюрика не интересовали. Он знал, что, кроме жалкого имущества, зерна, скота и кое-чего из плодов и овощей, в них ничего не найдет; он стремился встретить город, замок или, на последний случай, церковь или монастырь, где можно было поживиться чем-то существенным.

Под утро увидели огражденную частоколом церквушку и строения.

– Монастырь, – подсказал кто-то из воинов. – Я видел такой, когда с отцом ездил в страну франков. Здесь живут те, кто отрекся от всех радостей жизни и посвятил себя своему богу.

– Зачем отрекаться-то? – недоуменно спросил другой воин. – Живи себе в удовольствие и богам поклоняйся, кто заставляет?

– Они добровольно уходят, никто не вынуждает.

– Чудные люди!

Рюрик некоторое время колебался: может, стоит отговорить своих людей от нападения на монашескую обитель? Все-таки он был когда-то условно крещен. Правда, новую веру так и не принял, остался закоренелым язычником. Но все же какой-то след остался, тем более в душе сохранилась благодарность священникам, которые помогли ему в трудную, критическую минуту и венчали с Ильвой…

Однако колебание было недолгим. Он понимал, что едва ли ему удастся остановить настроенных на грабеж и разбой вольных людей. Ведь в те века это занятие было почетным и уважаемым, осуждалось это лишь в отношении родственников и соседей. Он только сказал:

– Монахов постарайтесь не трогать!

На него посмотрели с недоумением, но подчинились. Высадились на берег, окружили монастырь со всех сторон. Для язычников-бодричей он был предметом для грабежа, не более. Поэтому с тайной радостью отметили, что никто монахов не предупредил об их появлении. Ворота были высажены несколькими ударами бревна, через заграждение бойцы перескочили с помощью подручных средств, и вот уже монастырь превратился в растревоженный улей: начались истошные крики монахов, беготня по двору, глухие удары мечей… Скоро все было кончено.

К Рюрику подвели аббата, крепкого мужчину лет пятидесяти, в черной сутане, перевязанной веревкой, на голове его был капюшон. Лицо настоятеля было невозмутимо. Он смело и независимо смотрел на князя, ожидая своей участи.