Сам Антон открыл водку, отпил почти половину, закурил. Петрушин вдруг спросил:

– Зачем вы пришли?

– Я же сказал, обсуждать условия твоего освобождения!

– Моего освобождения? От кого?

– Не от кого, а от чего. От собственной твоей глупости!

– Я могу выстрелить.

– Знаю, но прежде ответь мне, – после изрядной доли спиртного Антон чувствовал себя значительно лучше, – зачем ты потребовал вертолет и деньги? Ну деньги понятно, а вот вертолет зачем?

– Чтобы улететь отсюда!

– Логично. Позволь узнать, куда? В Чечню?

– Зачем в Чечню? Чего я там не видал? В тайгу!

Антон изобразил крайнее удивление:

– В тайгу??? Но тогда вернемся к деньгам, зачем тебе в тайге деньги?

– Это мое дело!

– Понял. Твое так твое! Эту тему закроем. А с чего ты решил дернуть из части? Неужели из-за денег?

– Это тоже мое дело.

– Э, нет, браток. Вот это и мое дело тоже. Меня же после твоего побега сразу с должности снимут. Должен же я как-то оправдаться? Или я причинил тебе зло, что ты в отместку так решил меня подставить?

– Вас я не хотел подставлять!

– Хотел, не хотел, но подставил. Так что разъясни ситуацию.

Солдат закурил импортную сигарету, с непривычки закашлялся.

– Ладно, скажу! Девка моя, Галька, в деревне замуж за фермера собралась. А обещала ждать! Я люблю ее!

– А она? – спросил Владимир.

– Что она?

– Она тебя любит?

Петрушин вздохнул:

– Говорила, что любит!

– Понятно! – Антон сделал еще несколько глотков. – Скажу тебе, Коля, дурак ты! Кто же бабам верит? Ты, извини за вопрос, перед армией переспал с ней?

– Да!

– Еще больший дурак! Она же бабой стала! Ей теперь мужик нужен. По-любому! А не тронул бы, глядишь, и ждала бы тебя девочкой по-тихому, мужской ласки не зная, а значит, и не испытывая в ней потребности. А ты влюбился и сразу полез на нее, да еще перед армией. Как хочешь воспринимай мои слова, но ты, Коля, дурак! Но можешь утешиться тем, что не один ты такой, далеко не один! Вот у меня какая любовь была? Что ты! Как в романе приличном, но это пока все шло хорошо. А когда подранило меня в Чечне, она и упорхнула к одному своему школьному товарищу, «новому русскому». Обидно, Коля, стало, слов нет, думал застрелиться, в натуре тебе говорю. А потом решил, нет! Посмотрим сначала, как у них жизнь сложится? Признаюсь, переживал, но ничего, отпустило понемногу. А дальше ее нувориша…

Петрушин не понял слова, произнесенного Антоновым, переспросив:

– Кого?

– Нувориша! Ну это так называют тех, кто быстро разбогател. Так вот, нового муженька моей бывшей супруги кто-то грохнул за дела их. Моя в обратку было, прости, мол, Сереженька, а я ни в какую! Умерла так умерла! Теперь она возле мамы своей трется вместе с чуханом каким-то, а я, как видишь, орлом хожу. Свободен я, Коля, и свободу эту больше ни на какую бабу не променяю. Вот так-то! А ты из-за бабы под пулю лезешь! Нет чтобы отслужить, приехать домой с медалью и почетом, все же в Чечне был.

– Я в Чечне не был!

Антонов успокоил солдата:

– Не волнуйся, туда бы ты попал точно! Так вот, вернулся и зажил бы как захотел. Свободно. А они, невеста твоя с фермером этим гребаным, пусть посмотрели бы на тебя. Ты думаешь, ферма – это тебе казино? И деньги рекой в карман льются? Как бы не так. На ферме пахать, Коля, надо. А ты бы во власть махнул, в ту же ментовку, участковым хотя бы. И сношал бы мозги этому фермеру. Посмотрел бы, как она, твоя ненаглядная, тогда запела бы. А рядом девок куча! Выбирай любую. За героя всякая пойдет! А ты задумал какую-то херню, только себя и меня позоришь.

Беглец возразил:

– Ага! Отслужишь! Теперь мне одна дорога, если сдамся, в тюрьму!

– Ну так и в тюрьму! Дадут полгода дисбата, и все! Зато, знаешь, Коля, как фермер тебя бояться будет, когда узнает, что ты дисбат прошел?

– Дисбат за то, что я сделал? Нет, лет пять впаяют, точняк, – вновь тяжело и как-то обреченно вздохнул Петрушин.

– Да ладно тебе, – продолжал натиск Антон, – за что тебе пять лет? Сам сдался, никому вреда не причинил, в самоходе – считаные часы, дезертирства не повесят. Остается только хищение оружие, но это же в состоянии аффекта, вызванного сообщением из дома. И в конце концов сдашься-то ты сам, можно сказать, вернешься с повинной. Нет, Петрушин, по-моему, даже дисбата тебе не видать! Хотя поговори с прокурором, – спохватился Антон, – у нас же связь с ним! Набрать номер, он тебе все популярно и объяснит, а?

– Наберите!

Сергей соединил солдата с военным прокурором гарнизона. Они о чем-то долго разговаривали, вернее, говорил прокурор, Петрушин больше слушал.

Наконец солдат отключил телефон.

– Ну и что тебе сказали? – спросил Антон, сделав знак Бережному приготовиться. Еще неизвестно, какое будущее обещал прокурор солдату и не толкнет ли этот разговор Петрушина на агрессивные действия?

– Сказал, что если добровольно вернусь в часть, то могу отделаться и административным наказанием, в порядке исключения.

– Ну вот! А ты – пять лет, вертолет, деньги. Свобода, она, брат, дороже всего, запомни это! А твоей неверной невесте я лично письмо напишу, где отмечу тебя, как геройского парня, выполняющего сложнейшие задания в тылу чеченских боевиков. Пусть сравнит со своим фермером!

Петрушин засомневался:

– А прокурор не обманет?

– Нет!

– И вы напишете письмо?

– Сказал же! Ну давай автомат, и пойдем отсюда.

– Прокурор сказал, что я сам должен сдать оружие.

– А кому ты его сдать должен, кроме своего непосредственного командира, чудила?

Петрушин протянул автомат Антону.

– Ну пошли, Коля? Про бутылку спросят, скажи – разбилась, хорошо?

– Хорошо! – впервые с момента побега улыбнулся солдат.

Они начали спускаться по лестнице. Петрушин неожиданно спросил:

– А как, товарищ капитан, закончилась ваша встреча с патрулем?

– Ты о чем?

– Вы рассказывали, когда поднимались ко мне.

– Это про Баку, что ли?

– Ага!

– Да, Серег, ты так и не докончил свою историю, – напомнил Антону и Бережной.

– Любопытные какие! Как закончилось? Хреново закончилось. Виталик, сержант наш, как повязки увидел, дает команду всем в кусты. Ну мы через парапет и ломанулись. А кусты эти не кустами оказались, а вершинами каких-то южных деревьев, росших по крутому склону. Потому-то и парапет стоял. Вот и полетели мы вниз, по этому склону, пока мордами в мостовую внизу не уперлись. Фейсы разбиты, шинели в клочья. А патруль ржет сверху. Весело им, чертям. Интересуются, что за мудаки вниз нырнули?