девятиэтажки. Ольга остановилась поодаль. Андрей вышел из машины. Вскоре из парадной появилась невысокая брюнетка в шубке и в сапогах на высоких каблуках. Они поцеловались. Андрей открыл брюнетке переднюю дверь, она села в машину, он закрыл дверь и сел за руль. Они уехали.

Ольга сидела, уставившись на то место, где только что стояла машина Андрея. Ей почему то было все равно – куда они поехали. Ее только не покидала мысль, что эта девица сидит в машине ее мужа, рядом с ним, на ее месте. Было ощущение, что она залезла в ее шкаф и копается в ее белье, как вор. Да она и есть вор – вор ее спокойствия, ее семьи, ее жизни. Ольга вдруг осознала, что будет не в силах забыть, что Андрей ей изменил, даже если сумеет его простить. Она поняла, что не сможет больше жить с ним. Что это – конец.

10

На следующий день Ольга заявила Андрею, что хочет развестись. Он, казалось, удивился.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Я больше не могу так жить!

– Не забывай про контракт! – бросил пренебрежительно Андрей.

Ольга и не подумала про свадебный контракт: по нему никому из супругов при разводе не причиталось ничего из принадлежавшего другой стороне до брака и ничего – из нажитого во время его. Все было записано на Андрея: его бизнес, квартира, дача. У Ольги была только машина и …дедушкина квартира. Холодок пробежал у Ольги в груди. Неужели он оставит ее без всего?

– Ты хочешь сказать, что мне ничего не полагается?

– А за что? Ты шлялась с мужиками, пока я работал и наивно думал, что ты меня любишь!

– Это неправда! Я никогда тебе не изменяла!

– Это – тайна покрытая мраком.

– Это неправда, неправда!

– Мне все равно. Ты сама все испортила!

Ольгу трясло. Он обвиняет ее в том, чего она не делала! Держится так нагло, а сам не вылезает от этой… Каких только слов она для нее не пожалела! Андрей только еще больше разозлился, и хлопнув дверью, закрылся в гостиной.

Ольга через день пошла к адвокату. Он подтвердил – что, увы, контракт подписан, ничего нельзя сделать. Если бы были дети – то другое дело, а так он ничем помочь не может. Дети, опять дети! У нее не было ни детей, ни денег, ни работы.

Ольга вышла от адвоката, села в машину, зло хлопнув дверью. «Как так? Я страдаю за то, чего не совершала – а эта «…» живет себе в удовольствие! Пять с лишним лет жизни с Андреем рухнули в одночасье, как будто ничего не было. Я прошла круг и вернулась к тому, с чего начинала. У меня ничего нет!»

Ольга закурила. Она должна действовать! Она им покажет! Ольга вставила ключ зажигания – мотор не заводился. Она попробовала еще раз – все то же. «Только этого мне не хватало!» Ольга позвонила Андрею, он не ответил. Она стала замерзать. Пришлось вызывать эвакуатор и везти машину в сервис.

– Генератор полетел. Странно. Машина еще совсем новая, – почесывая затылок, выдал мастер, – недели через две будет готова.

«Еще и без машины осталась, – подумала Ольга, – все беды в кучу!». «Пришла беда, открывай ворота» – вспомнилась поговорка деда. «Вот она и ко мне пришла».

Ольга вышла из ворот сервиса. Мимо, все вокруг обдавая грязью, проносились машины. Ольга достала телефон, чтобы вызвать такси. Экран был темным – похоже села батарейка. Она стала ловить такси у дороги, то и дело пятясь назад, пытаясь сторониться от грязных брызг. Никто не останавливался. Тут Ольга увидела медленно ползущую неопределенного цвета маршрутку. На лобовом стекле была приделана табличка «До метро». Ольга отчаянно замахала руками, маршрутка остановилась. Ольга прыгнула внутрь, протянула деньги, болтающему по телефону на неведомом языке водителю среднеазиатской внешности. Он, не глядя, протянул ей сдачу. Ольга поискала глазами свободное место. Несколько пассажиров сидели в разных углах, одна грузная женщина в вязанной шапке окинула Ольгу недовольным взглядом. Ольга села на одиночное место у окна. Пахло бензином и какой-то несвежестью. Ольга, в своей соболиной шубке, с дорогой сумкой, чувствовала себя в этой полупроржавевшей маршрутке не в своей тарелке. Она уже забыла, что такие бывают. От этой трясущейся по кочкам «Газели», от серых лиц пассажиров, от безрадостных пейзажей городских окраин Ольгу охватила тоска. Она жила в своем мире и все это ее не касалось. С Андреем у нее не было забот, но Ольга уже не ценила того, что у нее было и вдруг она поняла, как были глупы приступы ее хандры и недовольства, как беззаботна была ее жизнь! И все теперь потеряно из-за какой-то девицы! Тоска сменилась злобой, затем отчаянием. Ольга не знала, что делать. Она хотела обратно свою привычную жизнь, но понимала, что с Андреем больше быть не сможет. Это нежелание мешало ей бороться за него. Ее разрывали противоречия. Она боялась будущего.

Маршрутка остановилась. Все стали выходить. Ольга поинтересовалась – это ли конечная? Кто-то ответил, что да. Она вышла, оглянулась. Все куда-то бежали, торопились. Ольга спросила у одной женщины – где метро? Та махнула куда-то вправо – «минут пять пешком». Ольга шла задумавшись, как вдруг чей-то голос окликнул ее. «Дочка, подай, Христа ради». Ольга увидела маленькую старушку в белом платочке – она смотрела на нее изучающе. Ольга достала из кармана кошелек, но в нем не было наличных. Ольга вспомнила, что отдала их водителю эвакуатора. Тогда она выгребла всю сдачу, полученную в маршрутке, и положила в протянутую железную кружку. «Бог спасет. Как пойдешь – так и получится». Ольга покачала головой, как бы благодаря за слова, и пошла дальше. «Что она имела в виду? Как пойдешь – так и получится. Куда пойдешь?»

Войдя в метро, Ольга встала в очередь в кассу.

– Один жетон, пожалуйста.

– 35 рублей.

– У меня кредитная карта.

– Карты не принимаем, терминал не работает.

Ольга отошла от окошка кассы. До дома три остановки, пожалуй, придется идти пешком. Она вышла на улицу, оглянулась, вспомнила про старушку, но той уже нигде не было.

Ольга шла по проспекту, меся сапогами мокрую жижу. Снег быстро таял, образуя огромные лужи. Пешеходы прыгали по спасительным островкам асфальта, освободившегося от снега и льда. Некоторые шли не глядя под ноги, смело ступая в неизведанные глубины все захватившей воды. Ноги у Ольги намокли, зябкая сырость забралась под одежду, руки замерзли. От всех неприятностей и этой сырости настроение у Ольги было подавленное, хотелось плакать.