Аделина Эдуардовна, вы поехали в клинику, а я решил вернуться? — обернулся Иващенко ко мне.

— Да-да… и что? Мальчик нашелся?

— Пока нет. Поиски организовали, там полиция и отряд добровольцев. Я тоже хотел с ними, но Инна Алексеевна очень просила не вмешиваться. Кстати, пока мы с ней ехали в лагерь, она очень много мне рассказала. Я понимаю, что воспользовался ее состоянием, но… В общем, Аделина Эдуардовна оказалась права. А я вспомнил, о чем речь, — обхватив кружку с чаем, которую я поставила перед ним, проговорил Иван. — Три с небольшим года назад было довольно громкое дело — пропала жена депутата Сурикова. Он рвал и метал, поднял на уши всех… а потом хирургическая бригада одной из пластических клиник вдруг в полном составе увольняется, а через некоторое время в Подмосковье находят труп Влада Локтева, хирурга.

— Вообще не вижу связи, — поморщилась я. — И ничего не понимаю — при чем тут депутат этот и жена его?

— Да говорят, что она сбежала с любовником, а тот решил ей скоренько внешность сменить. Но это не точно, так — на уровне слухов. Но фамилию Локтева сегодня называла Инна в своем монологе, несколько раз называла, понимаете? И про смерть его упомянула тоже. А откуда ей об этом знать?

— В одной клинике работали. Мог кто-то из бывших коллег сказать, — пожала я плечами.

— Нет, — замотал головой Иващенко. — Она совершенно конкретно произнесла фразу «А потом я увидела фото мертвого Локтева» — я это очень четко запомнил. Фотографию, понимаете? Значит, кто-то ей прислал? И о чем это говорит? — Иван обвел нас победоносным взглядом и сделал большой глоток чая, обжегся и закашлялся.

Матвей встал из-за стола и переместился к окну, чуть приподнял римскую штору:

— О чем угодно.

— То есть как?!

— Да вот так, Иван Владимирович, — Матвей развернулся и, опираясь на подоконник, продолжил: — Что угодно это может значить. Но то, что Калмыкова работала в этой бригаде, факт. Однако мы не знаем, как умерли остальные. Ну, допустим, Локтев. Ведь он мог стать случайной жертвой?

— Случайной жертвой падения в серную кислоту? — взвился Иван. — Калмыкова сказала — на фото были останки, его буквально растворили! «Случайно!»

— Так, все, мальчики, разошлись, — примирительно сказала я. — Матвей, Иван Владимирович прав. Случайно искупаться в серной кислоте невозможно, если только не планируешь так из жизни уйти. А про остальных нам что-то известно?

— Известно, — кивнул Иван. — Я ведь еще и справки навел, пока к вам из лагеря на такси ехал. Мой двоюродный брат работает в центральном аппарате МВД, пришлось побеспокоить.

— Надо же… а я не знала, что у вас такие родственные связи имеются, — заметила я, удивившись, как за столько лет довольно тесного общения с Иващенко умудрилась не знать такого.

— Вы, Аделина Эдуардовна, не обижайтесь, но вас другие люди вообще мало интересуют — если только вы их на стол взять не собираетесь, — сказал Иван, и я увидела, как прячет улыбку Матвей. — Так вот… братец мой двоюродный рад, конечно, не был, но информацию подбросил. Второй хирург повесился в гараже своего родственника, сестра-анестезистка вскрыла вены в съемной квартире. Ну оставались операционная сестра Ларичева — ее, как выяснилось, нашли сегодня в нашей котельной, и Инна Алексеевна Калмыкова.

— И она, к счастью, жива и здорова… — пробормотала я.

— Но у нее пропал сын, — напомнил Матвей, возвращаясь за стол. — А есть ведь, кажется, еще и дочь?

— Да, дочь-студентка, лет девятнадцати. Судя по всему, очень проблемная девочка, — сказал Иван, допивая чай. — На момент пропажи сына Инна Алексеевна не могла с ней связаться, при мне несколько раз звонила. Но телефон не отвечал. Скорее всего, девчонка часто не ночует дома.

Теперь я встала из-за стола и заходила по кухне. Опять меня угораздило вляпаться в историю… Мало мне было проблем с Ульяной Ненашевой… Определенно, я утратила способность разбираться в людях.

— Мне не дает покоя тот год ее работы на Волге, — сказала я, глядя на Иващенко. — Не прольете свет, случайно?

— Да там ничего криминального, — отмахнулся Иван. — Калмыкова потеряла слух, практически оглохла на левое ухо, делала тимпанопластику и пластику слуховых косточек, у нее подруга — ЛОР-хирург. Потом действительно немного работала анестезиологом в городской больнице.

— Ясно. Хотела скрыть, что плохо слышит — видимо, слух окончательно так и не восстановился, — пробормотала я. — Ну хоть тут ничего криминального… Слушайте, Иван, а как вы из нее все это выудили, а?

— Задавая определенные вопросы. У Калмыковой нервы на пределе, она напугана, даже не заметила, как язык развязался. Ей бы, конечно, в стационаре полежать, подлечиться…

И тут у меня зазвонил мобильный. Я взяла трубку — это оказался дежуривший сегодня Филипп Басалаев:

— Аделина Эдуардовна, добрый вечер. Извините, что беспокою, но у нас ЧП.

— Что случилось?

— Пропал клиент.

— Как это — пропал? — не поняла я.

— На вечернем обходе отсутствовал и до сих пор не появился. Я решил сперва вам позвонить.

— Правильно. А… чей клиент?

— Матвея Ивановича. — И почему-то я сразу поняла, как его фамилия.

Семен

— Значит, так, подруга, — сказал Семен, когда они с Аней вышли из «Железного коня» за пять минут до закрытия. — Мне завтра на работу, поэтому сейчас я тебя отвезу домой. И не спорь! — предвосхитил он возмущенный Анин возглас. — Хватит заниматься ерундой, ты должна дома ночевать, даже если у тебя с матерью отношения натянутые. Хочешь, объясню почему?

— Ты ведь объяснишь, даже если я откажусь?

Семен рассмеялся:

— Ох и ершистая ты девка… Немудрено, что с матерью цапаешься. Так вот. Сейчас ты не понимаешь, но со временем будешь очень жалеть о том, что грубила матери, не слушала ее. Ты поймешь, что мать хочет тебе только добра — пусть даже не такого, как ты его видишь. Ты будешь смотреть на то, как твоя мама становится старенькой и потихоньку начинает зависеть от тебя. И тебе будет стыдно за себя сегодняшнюю. Не рви, Анька, матери нервы, — Семен договорил и вдруг заметил, что Аня плачет, закрыв лицо руками. — Эй… ты чего? Что случилось-то?

— Мама… — захлебывалась Аня. — Мамочка… — она начала лихорадочно копаться в рюкзаке и наконец выхватила мобильный, включила его — и тут же посыпались сообщения о пропущенных звонках. — О господи… Погоди, я сейчас, — она буквально отпрыгнула в сторону и начала набирать номер: — Мама! Мама, ты звонила? Я случайно телефон отключила… не сердись… Что?! Как это?! Я сейчас приеду домой, мамочка, ты только не волнуйся, все будет хорошо!

Семен наблюдал за девушкой с удивлением — он впервые видел