Зойа рассекала воздух над головой Магистра Стихий, который в последний момент успел пригнуться. Затем сталь вошла в тело хранителя, не умеющего обращаться со своим телом так же ловко, как с руками. Бывший учителем странника закашлялся.

Тощие пальцы магистра вцепились в лезвие и потащили его из своего тела. Через несколько попыток неимоверных усилий острие окровавленного меча вышло наружу вместе с глухим стоном раненого. Поверженный маг зловеще засмеялся и скатился на пол, опершись на колонну, стоящую позади него и оставляя на ней кровавый след.

— Ты победил, — прохрипел он, пытаясь зажать рану окровавленными костлявыми ладонями. — Я недооценил тебя. Нужно было сказать раньше. Теперь ничего не исправить.

Тень медведя падала на поверженного врага, но он все еще не решил, сохранить ему жизнь или приговорить к смерти.

— Что бы ты ни хотел сказать, это моя судьба — остановить то, чего все опасаются. А значит, твое поражение сегодня было предначертано.

— О нет, медведь, — он смеялся, позволяя крови вытекать из раны. — Ошибаешься. Если бы я сказал раньше, что, покусившись на свободу, тебе придется убить собственного отца. Ты бы смирился.

Странник сперва вроде бы не расслышал и не понял того, о чем сказал магистр, но в какой-то момент самое настоящее адское пламя охватило его нутро, а глаза впились в умирающего чародея, видя перед собой, казалось, лишь серый камень колонны.

— Ты лжешь! Ты не мой отец!.. — Раскрытыми от ужаса глазами странник смотрел на магистра.

Властелин башни усмехнулся, но тут же закашлялся и брызнул из темноты капюшона кровью на пол.

— Конечно, нет, медведь. Твой отец мертв, в отличие от моего еще живого тела. Он лежит позади тебя.

— Ты?.. — Странник обернулся к бездыханному телу жреца в красной мантии.

— Он мертв. В противном случае ты бы не смог даже ранить меня.

— И ты не сказал мне?.. — С мокрых волос Сарвилла капал пот. Когда он смотрел на неподвижное тело своего отца, в его глазах бушевало пламя.

Хранитель Башни Стихий мог ответить. Мог рассказать историю отца своего убийцы, чтобы измучить его совесть и истерзать его душу. Мог молить о пощаде или просить прощения, но он знал наверняка, что никакие слова не спасут его теперь и никакие слова не принесут ему другого покоя, кроме того, что ждет всех мертвых. Смерть от руки того, на кого он возлагал самые большие надежды, неизбежна. В любой другой момент попытки выжить могли оказаться успешными, но не теперь. Не теперь, когда не магия, а самая настоящая человеческая ложь убила отца узника, пусть и рукой собственного сына.

Сарвилл некоторое время стоял неподвижно. Лишь его грудь поднималась и опускалась от тяжелого дыхания. Затем он обернулся, подошел к Магистру Стихий, сверкнул своими разноцветными глазами, сделал легкий замах, и лезвие впилось в колонну — голова властелина Башни Стихий скатилась с плеч и превратилась в пепел.

Кони мчались по дороге, разбрасывая снег копытами. Колеса разносили скрип по укрытому белоснежным покрывалом полю, а цепь из воинов в меховых накидках, с деревянными щитами на спинах и топорами на поясах тянулась за телегой.

Вьюга, преследующая путников с самого утра, никак не усмирялась и порошила меховые шапки северян. Два коня, идущие впереди отряда, поравнялись.

— Надо было мне ехать отдельно. Сейчас я только задерживаю остальных, — проговорила женщина, облаченная в белые меха, отличающаяся от остальных фигурой, тонкими чертами лица, узкими глазами и отсутствием оружия.

— Я тебя никогда не оставлю, Эстарада. На Расколотых Островах сейчас неспокойно. Инквизиция вот-вот настигнет нас, клянусь Богами. Поэтому держаться вместе необходимо для безопасности.

Еще одна лошадь догнала впереди едущих.

— Конунг Искрад. С Расколотых Островов вести.

— Так вещай. Чего ждешь?

— Ярл Гонур Свирепый собрал армию и двинулся на Амарилиз.

— Давно?

— День как.

— Ясно. Продолжаем путь, примем бой у стен города.

Гонец кивнул, дернул коня и отстал от повелителя.

— Если метель не похоронит нас заживо, то мы одолеем ярла у Амарилиза. — Женщина посмотрела на конунга синими глазами.

— Не похоронит, — спокойно ответил он. — Во что бы то ни стало береги нашу дочь, жизнь моя. В ней все прошлое и будущее Холденфелла.

— Будь уверен, Искрад, ярл лишится своих рук прежде, чем они дотянутся до нее.

Отряд продолжал идти сквозь набирающую силу метель. Тонкие стволы деревьев гнулись под натиском ветра, голые сухие ветви хлестали путников, проходящих по небольшому пролеску, а завешанное слоем вьющегося снега солнце едва проглядывало на небесах.

Чем дольше они шли, тем труднее лошадям было передвигаться. Копыта тонули в пучине рыхлого снега, достающего уже до их колен, а телега в один момент и вовсе застряла. Воины, идущие позади, столпились вокруг нее и даже общими усилиями не смогли сдвинуть повозку с места. Тогда маленькую девочку пересадили на коня к матери, а остальные вещи как могли раскидали по лошадям и двинулись дальше.

Северяне передвигались медленно, прорываясь, казалось, через пучины болот, а не сквозь мягкий осевший снег. Из-за метели путники не слышали друг друга и кричали что есть мочи, если им что-то могло понадобиться друг от друга.

— Говар! — крикнул конунг, обрушивая звон своего стального голоса на спутников, идущих позади.

Голосами сотни воинов его зов добрался до Говара.

Молодой мужчина с короткой бородой через некоторое время догнал Искрада.

— Езжай вперед и найди путь к Амарилизу. Дорогу совсем замело, мы заплутаем здесь до смерти.

Воин кивнул и пришпорил своего гнедого коня, который был здоровее и резвее остальных лошадей в отряде.

— Разобьем лагерь, Искрад? Прямо здесь? — спросила Эстарада, держащая девочку перед собой на коне, закутанную в запорошенное снегом одеяло. Лишь пучок черных волос с заснеженными кончиками виднелся из-под накидки.

— Нельзя, — молвил конунг. — Остановимся — умрем.

— Не остановимся — заморим лошадей и все равно погибнем, — отвечала женщина, придерживая одеяльце на лице девочки.

— Тогда остается только одно, Эстарада. Использовать магию.

— Невозможно! Они, — она повернула голову в сторону отряда, следующего за ними, — повесят меня на ближайшем дереве. Сначала я являюсь причиной войны, а потом при каждом удобном случае напоминаю им об этом. Их верности тоже есть предел, муж.

Искрад нахмурился.

— Не повесят. Я конунг. Эти люди не просто воины, они мои братья. Если нужно, мы своими же мечами и топорами отправим паладинов на тот свет. В конце концов ты спасешь всем нам жизни, применив магию, а это великое проклятие — на добро отвечать злом.