Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из доклада Ляпина Мамин понял, что дела «швах». Участок обороны свыше 30 км, тянется от Волчина до Бернад. Батальон насчитывает всего 347 бойцов. Неподалеку располагается 22-й танковая дивизия, южнее на Брестском артиллерийском полигоне подразделения 28-го стрелкового корпуса, которые готовятся к опытным учениям, ранее запланированным на 22 июня. Там же располагается 202-й гаубичный полк 6-й стрелковой дивизии и 455-й корпусной артиллерийский полк.
– Сегодня поступил приказ о переносе их на понедельник, – доложил Ляпин об учениях.
– Как бы они там не напутали ничего. Ты, Ляпин, им напомни, что завтра учений не будет, – посетовал Бирюков.
– С двух застав южнее Бреста все время следуют донесения, отмечающие интенсивное передвижение за Бугом немецких танков, автомобилей и каких-то подразделений на конной тяге. Уверяют, что по ночам слышен шум моторов. Сегодня опять несколько немецких самолетов летали над нашей территорией… – продолжал начальник штаба.
– Какие настроения у местных? – спросил Бирюков.
– В наши руки попали письма из-за кордона, от всякого рода панов и темных дельцов, которые в последнее время активизировались, – сказал Ляпин. – Разрешите зачитать?
– Давай.
– Вот некто Жолтинский пишет пану Ковальскому в деревню Мухавец: "Вы и не подозреваете, как близко время нашей встречи, как скоро перейдут Буг немцы. Спешите сбыть все советские деньги, закупайте в первую очередь продовольствие, ткани, кожу…" И так далее. Следующий, Гловач: "Скоро я вернусь… Помните, что вы головой отвечаете за целостность моего завода…" Есть еще и такое: "Шепните наиболее надежным людям, работающим в военном подсобном хозяйстве, организованном в моем имении, что если они сохранят в целости завезенное русскими имущество, то получат от меня награду". Этот написал некому Кухарчику, в деревню Пугачево, совсем рядом.
– «Пугачево, Пугачево. Это же село Лизы», – подумал Мамин.
– В подразделениях УРа не хватает вооружения, боеприпасов, средств связи, не все уже построенные ДОТы технически оборудованы и вооружены, не везде установлены энергоагрегаты и воздухоочистительные установки, в ряде случаев отсутствуют источники водоснабжения, – уже без листа сообщал Ляпин.
– «Вот тебе и колодцы Пилипенко, вот тебе и корабли бетонные».
– Каждый узел обороны занимает одна рота отдельного пулеметно-артиллерийского батальона. В подразделениях значительный некомплект личного состава, особенно артиллеристов. Пополнение ожидаем через день-два. У меня все, – закончил начальник штаба.
В бараке повисла тишина. Мамин, внимательно слушавший доклад, кажется, проникся нарастающим напряжением. Он вглядывался в лица командиров и отметил для себя, что они не выражали потерянности или, тем более, испуга. Члены штаба смотрели сосредоточенно. Услышанное не было для них откровением. В общем и целом информация соответствовали данным, которыми они уже и сами владели. Но, все-таки, что-то создавало напряжение. Мамин догадался. Решение!
Вот в чем проблема. Информация требует принятия очевидного решения. Но как его принять?! Ведь общее требование Москвы не поддаваться на провокации, наблюдать за противником, но не вступать ни в какие столкновения.
Тишину нарушил секретарь ВЛКСМ Горбунов, парень лет 20, с черными, зализанными назад волосами. У него было прямое лицо, карие глаза и узкие губы. Одетый в старенький френч, немного ему большеватый, он был похож на гимназиста.
– Товарищи! – неожиданно громким голосом начал «гимназист». – Мы тонем в море фактиков! То, что перечислил, товарищ начальник штаба, это набор мелочей и случайностей. Я прошу вспомнить слова А. С. Щербакова, – секретарь сопроводил эту тираду безальтернативным движением руки в папку, лежавшую рядом с ним на столе.
Начальник штаба Ляпин на «набор мелочей и случайностей» недобро повел дюжими плечами.
– Гена, Гена, – попытался успокоить ретивого комсомольца Бирюков. – Здесь все знают доклад товарища Щербакова, ты неоднократно его зачитывал.
– Нет, не все! – отрезал «гимназист». – С нами товарищи, недавно прибывшие. Я считаю, идеологически верным сказать о том, что наша страна не боится Германии. Но я лучше зачитаю, – последнее предложение он сказал тихим извиняющимся голосом.
Он расправил на ладони блокнот и начал читать.
– …на почве легких побед армии в политических кругах Германии распространились хвастовство и самодовольство, которые ведут к отставанию. Все новое, что внесено в оперативное искусство и тактику германской армии, не так уж сложно… не является новостью и вооружение германской армии. На почве самодовольства военная мысль Германии уже не идет, как прежде, вперед. Германская армия потеряла вкус к дальнейшему улучшению военной техники… а наша Красная Армия, широко используя достижения отечественной и мировой военно-технической мысли, перестроилась и серьезно перевооружилась на основе опыта современной войны. Готовая к любым неожиданностям, она всегда готова на чужой территории защищать свою землю…, – Горбунов закончил и гордо вскинул голову. Победоносно смотря на Мамина.
– «Как будто, он это лично мне зачитал. Если бы гимназист знал, что знаю я. Поскромнее, бы, вел себя.», – подумал Мамин. – «А если бы я знал, что он знает, что я знаю…Я бы его … боялся».
***
21 июня 1941 года, 15.00, Брестская крепость.
Настенные часы в кабинете начальника штаба 6-й Орловской Краснознаменной дивизии пробили три часа дня. Полковник Козырь был мрачнее тучи. Только что дневальный казармы 84 разведывательного полка принес ему сложенный треугольником листок. На обороте написано: «полковнику Козырю. лично.»
Козырь развернул послание. Внимательно прочитал. Хотел скомкать и бросить в урну, но остановился. Еще раз прочитал. Нахмурился. Смысл написанного не укладывался в голове полковника. Он подержал еще некоторое время лист в руках, потом бросил на стол.
– «Как же я так? Как проглядел? Еще и отправил из Бреста. Здесь бы я этого зайца быстро к стенке прижал, выяснил, что он за … А теперь что?», – подумал Козырь, потом повернулся к двери и крикнул:
– Макшанцев.
Через мгновение в двери появилась фигура красноармейца, ординарца при полковнике Козыре.
– Связь мне. С 18 ОПАБом, быстро.
Козырь еще раз взял лист, перечитал текст.
– Черт знает, что такое. Провокатор. Доберусь до тебя. Убью, – полковник зло выругался и бросил лист снова на стол.
– Товарищ полковник, связи нет. Не работает ни одно направление, – доложил Макшанцев.
– Что? Где Литвиненко?
– Уже отправил посыльного.
Через несколько минут в кабинет начальника штаба дивизии не вошел, а вбежал начальник связи полковник А.Н. Литвиненко, худой, с впалыми щеками и согнутый, как вопросительный знак, он производил впечатление человека болезненного и слабого. Но внешний вид никак не характеризовал его. В жизни Литвиненко был неплохим легкоатлетом, известным активистом и