Если кто-то не желает быть ополченцем или, упаси Творец, отказывается считать себя рядовым, это не имеет в сложившейся ситуации никакого значения. Абсолютно никакого.

Дрожь рук — а вдруг?!

Доктор Кадаль пребывал в растерянности. Жуткое, выворачивающее наизнанку состояние, в последнее время ставшее чуть ли не привычным.

Словно разлив сорвавшегося с цепи половодья подхватил скромного хабиба и понес, повлек в неизвестность, а мимо, кружась в водоворотах, неслись события последних дней: глянец лица со шрамом под глазом, насмешливый экран Иблисова детища, безумие ит-Сафеда, маньяк с винтовкой, захваченный автобус, пьяный угар в Озерном пансионате — и вот небывалое, невозможное, о чем хорошо читать в беллетристике, удобно откинувшись на спинку кресла и временами прихлебывая крепкий кофе…

Кадаль мог только моргать и следить, как события проплывают мимо, норовя ударить твердым и скользким боком.

Один желтый листок он даже сумел ухватить, зажав в кулаке, — фотографию надима-безумца, — и теперь искренне недоумевал: зачем?!

А эта женщина все щелкала выключателем, словно огнивом, в надежде высечь-таки искру и запалить трут…

Зачем?

— У вас свечи есть?

Это громадный хайль-баши.

Интересно, где он был, представитель законной власти, когда маньяк превращал в кровавые куклы посетителей «Розария» или мерзавцы-террористы расстреливали мирных пассажиров?!

Небось отчеты составлял, пером скрипел в тиши кабинета… Ишь, брюхо наел!

— У меня есть. Внизу, в каптерке. Принести?

Это молодой охранник.

Жвачку жует, молокосос. Зуб на зуб не попадает, а туда же! Прикажи такому стрелять — будет стрелять: даже не поинтересовавшись в кого.

— Да-да, Усмар, сделайте одолжение. Мы вас подождем.

Это женщина с металлическим голосом и глазами из горящего льда. Бросила терзать выключатель. Хватило ума. Боже, Творец-с-сотней-имен, мы все помешались, такого попросту не может быть, а мы, вместе того чтобы оглядеться, одуматься, трепыхаемся насаженными на булавку гусеницами, мечтаем превратиться в бабочек, но сталь уже пронзила нас насквозь. Только насекомые не чувствуют боли, я точно знаю, у них отсутствуют соответствующие рецепторы — жрущей нектар осе можно потихоньку отрезать брюшко и она продолжит жрать вхолостую, а заметит неладное, лишь попытавшись взлететь и не сумев… Потом сдохнет — безболезненно.

Свет.

Робкий огонек свечи… второй… третий.

Оказывается, Усмар уже вернулся.

Тихо, Кадаль, тихо, здесь тебя лечить или успокаивать некому — тебя просто сгрузят в угол и накроют ноги чужим пиджаком, как бесчувственному надиму.

Тихо…

Что говорит эта женщина?

— Мне трудно объяснить вам ситуацию, господа: во-первых, потому что я сама почти ничего не понимаю, во-вторых, потому что вы не обладаете специальными знаниями. Но после обвинений, выдвинутых надимом Исфизаром… попытаюсь. Ответьте мне для начала, господин хайль-баши: знаете ли вы, что у вашего племянника Валиха практически все планеты Септенейра находятся в одном доме?

Громадный хайль-баши пожимает плечами — жест однозначный и в его исполнении преисполненный величия.

Доктор Кадаль в жизни бы не сумел пожать так плечами.

— Сеп… Септенейра?

Это Лейла, подружка Рашидика.

— Да. В хаффской традиции их называют: Сурья, Чандра, Будха, Шукра, Мангала, Брихаспати и Шани. У звездочетов Северного Лоулеза: Солнце, Луна, Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн. В Дурбане: Адур, Сома, Бахман, Нахид, Миррих, Ормозд и Кейван. В Хине же…

— Детка, если хайль-баши согласен обвешивать себе уши твоей лапшой — это его личное дело! Кончай дурить голову! Солнце — планета?! Если так, то я — девственник!

— Охотно верю, господин…

— Ар-Рави. Равиль ар-Рави, для друзей — Большой Равиль. Крошки вроде тебя отлично знают, почему «Большой»…

Это Равиль. Атабек, единственная опора в разлетевшемся вдребезги существовании.

— Охотно верю еще раз. Я так и думала. Для любого из вас астрология — в лучшем случае забава людей, не знающих, куда девать свободное время. В худшем — глупая телевизионная передача между репортажем о козлодрании в Хине и порнографическим фильмом по каналу для совершеннолетних. Наши предки были куда рациональнее. Они смотрели вверх и видели Тельца, Овна, Деву… их дети видели просто звезды, внуки — протуберанцы и плазму из опостылевшего учебника; мы же вообще не смотрим вверх. Разве что желая проверить — не будет ли дождя?

— Короче, детка! Или мне придется попросить знахарька… доктора Кадаля заняться твоей хорошенькой головкой!

— Хорошо. Изначально наш мектеб «Звездный час» задумывался как привилегированное учебное заведение, где процесс обучения будет теснейшим образом увязан с астрологическими прогнозами относительно каждого ребенка. Не вдаваясь в подробности, замечу лишь: это дало определенные результаты. Успеваемость резко выросла, преподаватели даже не замечают, что программа, скажем, восьмого класса практически соответствует выпускной программе обычной школы. Дети хотят учиться, потому что мы знаем — чему и в какое время необходимо учить. Случайностей в «Звездном часе» не бывает. И наконец…

— Давайте зайдем с другого конца, госпожа Коушут: зачем вам понадобилось столь настойчиво приглашать в мектеб… внучку достопочтенной Бобовай? Не удивительно ли? Едва девочка вошла на вашу территорию, как вместо всеобщего апофеоза начался всеобщий катаклизм! Что вы на это скажете?

Хайль-баши замолкает, но отзвуки его вопроса еще бродят по учительской комнате, натыкаясь на стены.

Господи, о чем они говорят?!

Доктор Кадаль беспомощно глядит на Равиля — атабек молчит и дергает себя за бороду; на Рашидика — друг детства уставился в пол… ах да, он ведь тоже из мектеба, из шайки здешних хакимов-затейников! Все они одним миром мазаны! Все одним лыком шиты! И болтливая администраторша, и Рашидик, и шизофреник-надим — вот он, пророк «Звездного часа», смеется и обнимает за плечи старушку…

Не сразу Кадаль понимает, что смотрит на вынутую из кармана фотографию.

Крупные, слегка рыхлые черты надимова лица плывут, смазываются, пьяный ретушер чертит поверху кисточкой — крест-накрест, крест-накрест…

Через мгновение Кадаль — внутри.

* * *

Он никогда раньше не попадал в сознание человека, находящегося без сознания.

Это походило на присутствие вора в оставленном хозяевами доме. В сравнении крылся неприятный намек, словно ты случайно погладил по голове встречного ребенка, просто желая поделиться хорошим настроением, а подозрительная мамаша громогласно обвинила тебя в педофилии. До сих пор Кадаль растворялся в личности пациента, одновременно оставаясь самим собой — как сахар в чае, который всегда можно кристаллизировать заново (если, конечно, чай не выпит!); сейчас же он был свободен… как безумец свободен в своих видениях. Реальность не висит на руках тяжким бременем, а прозрачные стены темницы делают тебя счастливым, и ты летишь, паришь, тасуя миры подобно колоде карт…