— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — повторяла Анджела словно в забытьи.

Прошла еще секунда, потом другая. Он все еще пытался обуздать свою похоть, грозившую превзойти все мыслимые пределы.

— Кит… — тонко и просяще протянула она. Должно быть, он слишком долго воздерживался. Или, наоборот, никогда не был достаточно воздержан. Обхватив себя за колени, Кит глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Тщетно. И тогда, торопливо пробормотав «прости», он безоглядно ринулся на нее.

Ее дикий крик сотряс своды монастырской кельи. Однако его уже ничто не могло остановить — Кит погружался в трепетную плоть все снова и снова, несдержанно и безрассудно, вкладывая в движения всю мощь своего тела. Он существовал отдельно от своего сознания, став глухим и слепым, повинуясь одним только диким инстинктам.

— О Боже… — исступленно причитала она, едва не умирая от острого наслаждения, убивавшего все остальные чувства, когда оргазм, зародившись в мозгу, пробежал яростным огнем и сотряс все ее существо. — Боже, Боже, Боже… — Божественная агония разрасталась, заполняя ее и перерастая в безграничный экстаз.

«Эти монахи наверняка оценили бы ее набожность», — насмешливо подумал Кит, прежде чем снова безоглядно нырнуть в прекрасные глубины. Его тоже словно посетило божественное откровение, только молитва была другой — торжествующей и жестокой. Закрыв глаза, он не обращал внимания ни на острые ногти Анджелы, глубоко вонзившиеся в его спину, ни на пронзительный крик, звеневший в его ушах. И на ее неистовый оргазм ответил столь же неистово, до конца выплеснув все накопившиеся в нем бурные потоки. Наконец-то ему удалось вволю насытиться телом соблазнительницы. Графиня Ангел была побеждена.

Несколько секунд спустя, все еще возбужденный, не в силах выровнять дыхание, Кит запечатлел на устах Анджелы нежный поцелуй и, с трудом поднявшись, лег рядом с ней на живот.

— О Господи, — испуганно прошептала она при виде его спины. — Ты весь в крови…

Ее возглас заставил Кита открыть глаза. Повернув голову, он через силу улыбнулся.

— Ничего страшного.

Она засуетилась.

— Сейчас я принесу воды. Надо вымыть… Молниеносным движением он остановил ее. Его ладонь твердо легла на живот Анджелы.

— Со мной… все в порядке, — пробррмотал он. Его дыхание до сих пор было прерывистым.

«Она почти такая же, как Оливия», — подумал Кит с внезапным презрением.

— Прости, — проговорила Анджела, и в голосе ее прозвучало неподдельное раскаяние. — Мне ужасно стыдно.

Он слабо помотал головой, насколько позволяла его поза. Кит неподвижно лежал на белоснежной простыни, ловя ртом воздух. Его тело блестело от пота при свете камина.

— Тебе… не стыдно, — зашевелил он губами. Ее мягкая плоть хранила жар любовной схватки, волновала, с новой силой вызывала желание. Его рука поползла ниже, по шелковистым завиткам, потом по лону, мокрому от его извержений. — Тебе… хочется еще…

Глаза Анджелы были крепко зажмурены, как от невыносимой боли. От его ладони по всему телу разливалась приятная истома, перерастающая в новый приступ желания. Анджела тихо застонала.

— Ты еще хочешь меня? — зашептал он, нежно массируя чуткую плоть.

— Всегда, — прошептала она в ответ, сама удивляясь собственной покорности. Раньше именно это человеческое качество всегда вызывало в ней бурное неприятие.

Его пальцы скользнули глубже, и тело Анджелы испытало подлинный экстаз. Это чувство было явно преждевременным. Графиня еще не до конца пришла в себя. Но все неприятные ощущения вдруг растворились в разлившемся море блаженства, на смену им пришла безотчетная радость.

«Она постоянно готова к любви, — изумился Кит, — не женщина, а тропические джунгли, воплощенное сладострастие». Но и он уже пылал ответным чувством. Его опять мучила ненасытная жажда, словно не было восторга разрядки всего несколько мгновений назад, словно влага, которую он сейчас ощущал, служила магнитом для его вожделения. Влажными пальцами он нежно провел по ее телу, притронулся к ее губам и, когда она открыла глаза, мягко сказал:

— Я снова иду к тебе.

— Я не могу сказать тебе «нет», — с затаенным испугом произнесла она дрожащим голосом.

— Тебе нельзя говорить «нет», — пробормотал он, и глаза его вспыхнули зеленым огнем. Кит быстро переместился, заняв место между ее ног. Его ствол обрел прежнюю силу. «Кто же она — неужели в самом деле волшебница?» — мелькнула в голове мысль.

Он вошел в нее, теперь уже без всяких предисловий. Она закричала, на сей раз от настоящей боли. Кит сразу же отпрянул. По тому, насколько она оказалась неподатливой, можно было безошибочно судить о ее нынешнем состоянии.

— Подумать только, я хочу тебя… даже сейчас, — прошептала она, глядя на своего партнера, громадой нависшего над ней. Ее желание, неистово рвущееся наружу, знать ничего не хотело о страданиях израненной, распухшей плоти.

— Тебе нельзя, — мягко возразил Кит, склонившись, чтобы нежно поцеловать ее. — Я не допущу. — Он перевернулся на спину, на долю секунды скривившись от резкой боли, и заключил ее в объятия. — Ведь я приехал к тебе не на одну ночь, — пробормотал неутомимый американец, бережно прижимая к груди прекрасную англичанку.

— Но разве утолишь словами мое ненасытное желание? Отныне оно вечно будет преследовать меня, как наваждение.

— Я утолю твою жажду позже, mon ange. Неужели ты думаешь, что я способен заставить тебя страдать?

Уютно положив голову ему на плечо, прижавшись к его большому теплому телу. Графиня Ангел испытывала почти непреодолимое желание попросить его: «Позволь мне навсегда остаться рядом». И желание это казалось невероятным, чуть ли не диким женщине, которая превыше всего ценила личную свободу. Но тем не менее новое ощущение было столь острым, что на глазах у нее навернулись слезы. Прикусив губу, она попыталась справиться с ними, ужаснувшись при мысли, насколько смехотворно будет выглядеть с мокрыми глазами. На ум пришли и другие, менее эмоциональные мысли — о том, сколь скоротечны все эти любовные интрижки и как легко, потеряв голову, искалечить свою жизнь. Ей были известны десятки подобных примеров, и все эти несчастные загубленные души предстали перед ней, как наяву. Даже неведомое ей ранее тихое довольство, которое она испытывала, примостившись у него на плече, вызывало у нее слезы. Ведь это счастье давал ей ловелас, известный тем, что в его жизни побывало несчетное количество женщин, причем ни одна не задерживалась надолго. А она млела возле него, влюбленная, как кошка. Ее стремление остаться с ним было столь же абсурдным, как желание улететь на Луну.

Комната, освещенная огнем очага, поплыла у нее перед глазами.

Первая слеза робко потекла по ее щеке.

Он сразу же почувствовал, как на его кожу скатилась прохладная капля, и, повернувшись так, чтобы видеть ее лицо, спросил:

— Тебе действительно очень больно? — Его брови были обеспокоенно сдвинуты, в глазах читалось раскаяние. — Я так и знал. Ты бы хоть как-нибудь оттолкнула меня, становила…