В регистратуре я узнал у медсестры, где найти Яну и ее лечащего врача. Словно в тумане, поднялся на третий этаж, остановился у кабинета и постучал. Приоткрыл дверь и зашел внутрь. Если с моей маленькой что-то серьезное или она больше никогда в себя не приедет… Нет, эти мысли следовало гнать как можно дальше.

– Присаживайтесь, Кирилл Сергеевич, – доктор указал глазами на стул, листая заключения и анализы Яны.

Я почти два часа провел в коридоре, ожидая вердикта врачей. Яна в себя по-прежнему не пришла и сейчас находилась в реанимации. Сам я никогда в той не бывал, но понимал, что будь с малышкой все хорошо, ее бы уже перевели в обычную палату.

– Что с ней? Не томите…

– Состояние стабильно тяжелое. Травма головы… Ушибы… Гематома… – он листал бумажки, а мне казалось, что он намеренно медлил. Нервы и без того были на пределе.

Меня дома маленький ребенок ждал. И не меня одного, но и свою мать, которая еще кормила его грудным молоком. Я не просто засужу Ингу, я ее уничтожу после такого!

– Вывих плеча… – медленно перечислял мужчина.

Может быть, он и в самом деле издевался надо мной?

– Когда она придет в себя? – доктор посмотрел на меня как на умалишенного.

– Организму нужно время, – еще немного, и я вконец разочаруюсь в самом лучшем лечебном центре Москвы.

– Я могу ее увидеть?

– Да, конечно. Только недолго. Думаю, она скоро придет в себя. Но мы введем ее в искусственный сон, чтобы понаблюдать за травмой головы.

– Все так серьезно? – я сглотнул огромный ком в горле.

– Ваша жена крепкая девушка. Будем надеяться на лучшее.

Яна не была мне женой, но как только ей станет лучше и она вернется домой, обязательно выйдет за меня и сменит свой статус.

Яна

Я открыла глаза и испугалась, увидев незнакомую обстановку. Белые потолки, такие же выбеленные стены, твёрдая кровать. Попыталась пошевелиться, как вдруг почувствовала сильную пронизывающую боль в затылке. Услышала противный писк над ухом и, повернув голову, обнаружила, что подключена к аппаратам. Боже, я в больнице.

Стала судорожно вспоминать, что случилось, но у меня плохо получалось. Как только я начинала прокручивать в голове сюжет из своей жизни, то виски начинало ломить с утроенной силой. Вспомнила только, что к нам приходила Инга. Она злилась на меня и Кирилла, кричала и выглядела агрессивной. Инга столкнула меня с лестницы и осталась в доме с моим сыном. Громкий крик, вырвавшийся из моей груди, заставил датчики пищать ещё громче, а голову буквально раскалываться на части. Сейчас ничего не имело значения, только жизнь и здоровье моего сына.

В палату тут же ворвалась медсестра, пухлая немолодая женщина с короткими вьющимися волосами.

– О, Господи! Вы меня напугали, Яна! На минутку отошла, а вы уже пришли в сознание.

– Где мой ребёнок? – спросила, прикрывая глаза.

От боли с трудом различала сказанные медсестрой слова. Это было невыносимо, но я должна была знать.

– Я… я не знаю, – ответила она, пожимая плечами. – С вами был муж, а затем он уехал, попросив за вами присмотреть. Велел только, в случае чего, звонить ему.

– Позвоните, – произнесла, стискивая зубы. – Прошу вас, позвоните.

Медсестра удивилась моей настойчивости, но достала телефон из кармана халата и стала искать там номер Кирилла. Я не стала говорить, что он не мой муж. Какая, в конце концов, разница, если единственное, что меня волнует – это мой Гришка. Послышались длинные гудки, а затем строгий голос Кирилла.

– Здравствуйте, Кирилл Сергеевич, Вы просили позвонить, когда ваша жена придёт в себя, – защебетала медсестра. – Так вот, она уже в сознании.

– Она… она может говорить?

– Да, как раз звоню по её просьбе.

Холодный металл коснулся уха. Облизала пересохшие губы, прокашлялась, потому что в горле образовался плотный комок, и тут же спросила, больше всего на свете боясь услышать, что Инга что-то сделала моему малышу:

– Что с Гришей?

– Яна… Яна, ты правда пришла в себя, – вздохнул Кирилл. – С сыном всё хорошо, не волнуйся. Он с твоей мамой.

Я начала плакать. Слёзы катились из глаз, а в груди уже растеклось облегчение от сказанных им слов. После слёз я начала смеяться. Громко, путаясь в своих эмоциях и ощущениях. Мне было горько и радостно одновременно. Горько, потому что, несмотря на счастливый исход, я нахожусь в больнице. Радостно, потому что все мои родные и близкие целы и невредимы.

– Я скоро приеду, Ян. Уже в дороге. Тебе что-нибудь привезти? – спросил Кирилл бодрым голосом.

– Ничего не надо, – ответила, успокоившись. – Только приезжай, пожалуйста.

После разговора меня накрыла сильная усталость, и я вновь уснула беспробудным сном. Открыла глаза, когда за окнами было темно, а Кирилл сидел в кресле и смотрел на меня. На тумбе стоял букет алых роз – они сразу же бросились мне в глаза.

– Красивые, – слабо улыбнулась и попыталась привстать.

Кирилл поднялся с места и коснулся волос. Нежно провел пальцами по лицу, глядя на меня каким-то особенным взглядом…

– Лежи, пожалуйста. Тебе пока нельзя вставать.

– Ладно, – согласилась с ним. – Расскажи, как там Гришка.

Лицо Кирилла озарила добрая улыбка. Так было всегда, когда он заговаривал о сыне.

– Капризничает, не хочет есть из бутылочки. Приходится изворачиваться и кормить из ложечки, только чтобы поел.

Моё материнское сердце болезненно сжалось. Медсестра сказала, что я была без сознания целых два дня. Грудь при этом сильно болела, но организм был напичкан медпрепаратами, и кормить было нельзя. Увы.

– Доктор сказал, что чуть позже можно будет наладить лактацию, – сказал Кирилл, словно уловив мой депрессивный настрой. – Это не самое главное сейчас.

– Ты прав. Скажи, что стало с Ингой?

Брови Кирилла тут же нахмурились, а губы сжались в тонкую линию. Казалось, что будь она рядом, он удавил бы её собственными руками. Впрочем, у меня были такие же ощущения. Столько мучений и боли она принесла всем нам.

– Она в СИЗО, Яна, – ответил Кирилл твёрдым голосом. – Не волнуйся, Инга получит своё по максимуму.

Яна

Меня часто клонило в сон последние две недели, которые я провела в больнице. До сих пор я ощущала слабость, но желание вернуться к сыну, было настолько велико, что я безропотно выполняла все указания врачей. Лежала, практически не вставая, полноценно питалась и не давала эмоциям взять надо мной верх, запрещая себе нервничать. Особенно тяжело было сохранять спокойствие по вечерам и ночам, когда тоска по сыну становилась нестерпимо сильной, и от этого чувства хотелось выть в подушку.