Однажды десять ворчунов

решили пообедать.

Один сказал, что Геббельс врет,

и их осталось девять.

Тогда решили ворчуны:

«Мы говорить забросим».

Один стал молча рассуждать,

и их осталось восемь.

Гуляли восемь ворчунов, не думая совсем,

Один чего-то записал, и их осталось семь.

Тогда семь бравых ворчунов

зашли в кафе поесть.

Один сказал: «Ну и бурда!»

И их осталось шесть.

Шесть неразлучных ворчунов

опять пошли гулять,

Один толкнул штурмовика,

и их осталось пять[352].

Послушать музыку сошлись

они в одной квартире.

Один сыграл про «Семь сорок»[353]

и стало их четыре.

Ворчали вчетвером они уже гораздо злей.

Но зря один из них сказал,

что алкоголик Лей.

И зря ругали «Миф»[354]они,

собравшись на троих:

Явился доктор Розенберг

и взял двоих из них.

Последний из десятерых

был страшно одинок,

Но вскоре девять остальных

в Дахау встретить смог[355].

Эту песенку рассказывали полушепотом даже самые «идейные» подростки, замирая от ощущения собственной смелости и безрассудства. Примерно так же, как советские школьники 70—80-х, рассказывая про большевика, который «лезет к нам на броневик»[356]. Имперское руководство молодежи предпочитало не делать из такого рода проступков далеко идущих выводов. Впрочем, после покушения на Гитлера 20 июля 1944 года отношение партийного руководства к «вражеской музыке» стало гораздо более жестким, почти непримиримым.

Идеология вторгалась в жизнь молодежи и в повседневность, так как изменялся сам образ жизни германского общества: появлялись новые праздники, новые обычаи. Национал-социалистическое руководство стремилось поддерживать в германском народе, а особенно, — в молодежи, постоянное ликование, постоянное ощущение торжества относительно любых проявлений партийной и государственной политики. Все, что предпринимала партия, должно было встречаться молодежью «на ура». Школьные хроники времен Третьего Рейха пестрят сообщениями о бесконечных праздниках, линейках, выносах флагов, парадах, украшении флагами школьного здания и т. п.

Праздники и ритуалы делились на неоязыческие, призванные возродить древнюю германскую культуру, и памятные даты НСДАП. К первым относились праздники летнего и зимнего солнцеворота, а также — германизированные христианские праздники, как, например, праздновавшийся, вместо Троицы, «Праздник высокого мая», или, вместо Рождества, — «Праздник поднимающегося света»[357]. Подменялись чисто национал-социалистическими и привычные церковные ритуалы. Традиционная для католической церкви конфирмация, проводилась теперь в рамках работы Гитлер-югенд, причем вне зависимости от вероисповедания членов организации. Она превратилась в некое рыцарское сакрального действа, когда ночью, при свете факелов, после короткой проповеди о чистоте намерений, мужестве и любви к родине, мальчикам из ЮФ вручались форменные кинжалы. При этом, мальчики произносили клятву верности вождю и переходили в ряды собственно Гитлер-югенд[358]. Под руководством Йозефа Геббельса действовало целое управление, занимавшееся разработкой сценариев такого рода ритуальных действ.

К основным памятным дням НСДАП принадлежали такие праздники, как День прихода к власти — 30 января, День провозглашения партийной программы — 24 февраля, День рождения вождя — 20 апреля. Помимо того существовал целый набор менее значительных дат, отмечавшихся каждую неделю. В результате — ребенок жил в постоянной атмосфере праздника, каждое относительно скучное действие, связанное со школой или Гитлер-югенд, становилось в его глазах частью чего-то большего, пусть даже и частью подготовки к очередному празднику[359].

Итак, для воспитания молодежи «в духе национал-социализма», представителями правящей партии применялись следующие методы и средства:

— непрямое воздействие на самых маленьких через детские игрушки, внушение им основных идей пропаганды и провоцирование их на дальнейшие расспросы родителей об этих идеях. С самого младшего возраста дети усваивали, кто такой Адольф Гитлер, что такое Гитлер-югенд, и почему Англия — враждебная страна;

— пропагандистское воздействие, сопряженное с учебным материалом школы: пропаганда готовности к войне, расовой ненависти, благодарности вождю и партии. «Воспитание должно систематически вестись так, чтобы из школы выходил не полупацифист, демократ или еще кто-то, а настоящий немец», — подчеркивал Адольф Гитлер[360];

— сакрализация власти. Путем перенесения части христианских понятий, ритуалов и форм на партийную почву, постепенно закладывалась основа «Церкви Адольфа Гитлера», или, по крайней мере, просто еще более трепетного, святого отношения к вождю;

— пропагандистское воздействие в рамках Гитлер-югенд. Частые общие собрания членов отрядов позволяли донести до молодежи все новшества партийной идеологии, идеи «Моей борьбы» и политические новости. С началом регулярного вещания для «отрядных вечеров» радиополитинформаций эта форма работы стала более унифицированной и организованной. Постоянное заучивание стихотворных текстов, содержащих политические лозунги, приводило к тому, что лозунги эти воспринимались не как нечто чуждое, а как проявление житейской мудрости. Таким образом проводилась регулярная идеологическая обработка молодежи;