— Нет! Нет у него такого права. Ведь «мы в ответе за тех, кого приручили», помнишь?

Помню, только какое всё это имеет теперь значение. Поздно ты приехала, Лера. Поздно. Хотя бы на пару месяцев раньше увидеть бы тебя здесь, может и смогла бы ты что-нибудь изменить. Но не теперь. Теперь у меня Лера боли такие, что на стену в пору лезть, и эти симптомы не оставляют сомнений: финал маячит на горизонте.

Теперь, Лера, ты приехала за своей болью, но я слишком сильно люблю тебя, чтобы позволить нахлебаться её. А это будет ужасная боль… Нестерпимая, я бы не выжил от такой боли — видеть как ты умираешь, Лера, и быть бессильным что-либо сделать. Нет, Лера, не заслуживаешь ты этого, уезжай домой к своим детям, к своей семье. Свой выбор ты уже сделала, и видит Бог, он был правильным. Я рад за тебя, искренне рад. Ты счастлива, а это для меня главное. Жаль только, больно тебе всё равно будет, при любом раскладе, ведь в глазах твоих всё ещё живу я… Я вижу это так же чётко, как и твои располневшие бёдра, Лерочка… Моя Лерочка, ты ведь, наверное, и представления не имеешь, как же ты сексуальная сейчас… Будь моя воля, затащил бы тебя наверх в свою спальню и не выпускал бы неделю, пока не возьму всё, что ты мне задолжала за все эти годы. Хочу, безумно хочу, так сильно, словно и не болен вовсе, словно мне снова 17 лет…

Делаю ей мохито, мы говорим немного о её жизни, я знаю, что должен, обязан выпроводить её так быстро, как это возможно, но отпустить не могу. Слабак… Тяну время.

Внезапно она заводит речь о боли:

— Что у тебя болит?

Меня словно пронзает мгновенное просветление: она жалеет меня! Что может быть хуже для мужчины, мечтающего о том, чтобы стать опорой, сильным плечом, той самой непоколебимой стеной, за которую должна спрятаться женщина от всех невзгод?

Мгновенно прихожу в себя, осознаю обстоятельства и свой долг:

— Ничего не болит, забирай свои вещи и уезжай, пожалуйста. Нечего тебе здесь делать.

— Ты знаешь прекрасно, что я не уеду.

— Уедешь, ты не можешь оставаться в моём доме против моей воли!

— Ну, и что же ты сделаешь? Вытащишь меня за волосы или пинками? Или может, позвонишь в полицию, и они скрутят мне руки и повезут навсегда выдворять из страны? Ещё можешь попытаться утопить меня в своём пустом бассейне. Ну, или в море. Если ничего из этого ты не сделаешь, я останусь тут до тех пор, пока не увижу, что твоей жизни… ничто не угрожает!

Вот она, моя Валерия! Женщина всей моей жизни! Узнаю тебя, Лерочка, в этой тираде вся ты! А ведь она права — да никогда в жизни не хватит мне решимости по-настоящему выгнать её, а сама она не уйдёт, это же очевидно! У неё маленький ребёнок дома, а зная её, для Леры это самое главное в жизни, её дети, но она сейчас за тысячи километров от них, на другом конце Земного шара, она бросила всё и приехала спасать меня. Неужели я, наивный, всерьёз надеюсь, что она вот так легко обидится на мои слова и уйдёт? Да ни за что! Мне ли не знать тебя, Лера!

Усмехаюсь про себя… Нужно обмануть её. Соглашусь на эту чёртову экзекуцию, толку от неё уже всё равно никакого не будет — слишком поздно. Соглашусь в обмен на её отъезд. Пусть думает, что сделала всё, что могла.

— Я сделаю это, но ты уйдёшь сейчас, закроешь дверь за собой и никогда сюда не вернёшься.

— А я могу верить тебе?

— Слишком много условий. Я хочу быть здесь один, ты мешаешь мне.

— Досаждать тебе не входит в мои планы. Моя цель тебе известна, и для её достижения я пойду на всё. Если нужно, стану невидимкой, ты не услышишь и не увидишь меня, но я должна убедиться, что приехала сюда не зря.

— Меня напрягает твоё присутствие вообще. Повторяю, я хочу быть здесь один.

Вижу, как глаза её увлажняются, чёрт… она плачет. Мать вашу, как же мне больно на это смотреть! Лера, Лерочка, прости меня! Если б я мог, я б уже сжимал тебя в своих объятиях, я бы исцеловал тебя всю, я бы занялся с тобой любовью и подарил тебе столько радостей, сколько могу, но ведь не имею права! Не могу! Ты не вынесешь этой боли, терять очень больно, Лера! Я знаю, как это больно, и всё, что я сейчас делаю, всё это только для того, чтобы облегчить тебе страдания, но они неизбежны в любом случае! Господи, зачем же ты приехала, глупая, ну вот зачем?

Где ты была год назад? Два года? Три? Как же я ждал тебя, сколько часов гипнотизировал телефон в ожидании заветного «скучаю» от тебя? Я ведь до самого конца в глубине души продолжал надеяться, что ты вспомнишь обо мне, напишешь хоть пару строк… Подашь сигнал… Один маленький, совсем ничтожный жест — и я снова раб у твоих ног, хоть любовник… но всё же, только бы видеть тебя! Как я тосковал по тебе, Лерочка! Все эти годы, каждый божий день и ночь ты всегда была в моём сердце!

Зачем же ты приехала теперь, когда я уже ходячий труп и не могу дать тебе ничего кроме боли? Сколько всего я готов был подарить тебе? Ты и представить себе не можешь, какими были мои планы и мечты, как много обрела бы ты рядом со мной! Теперь всё это стало просто пеплом…

Я смотрю, как огромные капли слёз скатываются по её щекам, впервые в жизни вижу, как она плачет, и мне кажется, будто голодные собаки разрывают мои внутренности. Я на грани… Едва удерживаю себя, чтобы не кинуться к ней, и наверное, выдержки мне всё же не хватило бы, я бы сделал это, если бы не одна предательская мысль: у меня рак. Если я прочту в её глазах брезгливость — это убьёт меня на месте. Я, конечно, желаю смерти, но только не такой, не от осознания отвращения любимой женщины. И это единственное, что сдерживает меня:

— Не бойся, я не выгоняю тебя на улицу. Сейчас придумаем что-нибудь. Снимем номер в отеле.

Звоню в один из лучших отелей, заказываю на своё имя номер, меня спрашивают: «На сколько дней?», а я понятия не имею, что отвечать. Очень хочется, чтобы «на вечность», но реалии жизни таковы, что я прошу открытое бронирование.

Post Pines — Simma

Она уехала. Мне бы подняться наверх отлежаться в спальне, потому что голова болит нестерпимо, но я не в состоянии вырвать себя из гостиной, поскольку здесь до сих пор витает её запах. Я как пёс ловлю его носом, и продолжаю стоять у окна, глядя на море. Всего каких то 20 минут назад в этой самой комнате была она, моя Лера…

Вот она и увидела свой дом. Как много вложено в него моей любви и ожиданий… Интересно, понравился ли он ей? Не сказала ведь ничего. А я помню, как она восхищалась квартирой тестового эко-дома, как горели её глаза.

Чёртова боль… Эти таблетки мне почти уже не помогают.

Тони удивлён и разочарован одновременно:

— Как чувствуешь себя?

— Фигово.

— Боли есть?

— Да.

— Локация?

— В голове, животе и костях, особенно в ногах.

— Зачем приехал?