Подобно всем остальным участникам скачек, он уже успел сменить праздничный сюртук и килт на широкую льняную рубаху и традиционные клетчатые штаны для верховой езды, обтягивавшие его ноги словно вторая кожа. Только теперь Элинор поняла, зачем Гэбриелу понадобилось подняться к себе. Суровый немногословный лорд, к которому все относились с уважением и некоторой опаской, куда-то исчез, и на его месте появился человек, легко вписывавшийся в толпу сограждан, с ног до головы настоящий шотландец. В нем было столько благородства, красоты и мужественности, что Элинор могла лишь взирать на него, не говоря ни слова. Тут Гэбриел взглянул на нее, и она улыбнулась в ответ, почувствовав, к своему ужасу, как ее щеки заливает густой румянец, словно у проказливой школьницы, и смущенно отвела взор в сторону. Однако улыбка тут же исчезла с ее лица, едва она заметила нескрываемую ненависть на лице Шеймуса Маклина, который смотрел на Гэбриела с противоположного края скаковой дорожки. Заметив, что за ним наблюдают, Шеймус неожиданно вывел свою лошадь из ряда наездников.

– Что вы задумали, Маклин? - крикнул ему Дональд Макнил. - Уж не собираетесь ли вы отказаться от состязания еще до его начала?

В толпе послышались перешептывания на гэльском языке. Шеймус сплюнул на землю прямо под ноги лошади, после чего ответил:

– Нет, Дональд Макнил. Просто я не вижу смысла зря тратить время. Всем уже и так ясно, кто одержит сегодня победу. Человек, у которого достаточно денег, чтобы приобрести себе самых лучших чистокровных скакунов.

Воцарилось изумленное молчание, кто-то в толпе тихо ахнул. Одни люди качали головой, словно отказываясь верить собственным ушам, другие молча уставились на Шеймуса Маклина. Подумать только, он осмелился бросить открытый вызов самому хозяину!

Внезапный и оттого еще более угрожающий порыв ветра пронесся над берегом, свистя в голых кронах деревьев. Никто из присутствующих не издал ни звука и даже не шелохнулся - так быстро улетучилось их праздничное настроение. Хотя сам Шеймус Маклин не жил на острове, его родители провели здесь всю жизнь, арендуя землю непосредственно у лорда Данвина, и таким образом полностью зависели от его милости. Лишь очень немногие представители знати, если такие существовали вообще, потерпели бы столь открытое неуважение к своей особе. Большинство из них, вне всякого сомнения, воспользовались бы случаем, чтобы примерно наказать ослушника за дерзость, а заодно и напомнить окружающим, кто настоящий хозяин.

Элинор украдкой бросила взгляд на отца и мать Шеймуса, стоявших как раз напротив нее. Оба они, будучи уже людьми пожилыми, не могли больше трудиться на земле, и достаточно было взглянуть на их полные ужаса лица, чтобы понять всю серьезность положения. Только благодаря великодушию и благосклонности Гэбриела у них еще имелась крыша над головой, а также небольшой участок, за счет которого они кормились, однако и то, и другое легко можно было отнять у них без всяких объяснений, без всякого предупреждения или возмещения. В такие времена, как сейчас, когда очень многие владельцы поместий по всей горной Шотландии поспешно освобождали свои земли от людей, которые возделывали их в течение многих поколений, ради казавшегося более прибыльным разведения овец, поступок Шеймуса Маклина выглядел не просто опрометчивым, но и безрассудным.

Все взоры были обращены на Гэбриела в напряженном ожидании его окончательного решения. Когда он заговорил, даже чайки, парившие над их головами, на миг умолкли:

– Если вы положили глаз на моего коня, Маклин, вам следовало бы воспользоваться случаем и выкрасть его прошлой ночью. - Тут он перевел глаза на Элинор и пояснил: - Есть старинный обычай, по которому в ночь перед праздником святого Михаила можно безнаказанно присвоить себе любую лошадь для участия в утренних скачках - разумеется, при том условии, что впоследствии животное будет возвращено законному владельцу целым и невредимым. Почти все присутствующие здесь, мужчины провели ночь в поле, сторожа своих лошадей и пони. - Он бросил беглый взгляд на мула, который к этому времени уже заснул, и добавил: - Кроме, пожалуй, Ольгара. Без сомнения, он оставил свой сарай без охраны в надежде на то, что какой-нибудь чудак избавит его от этой ленивой скотины.

Некоторые из жителей острова рассмеялись, а хозяин злосчастного мула, Ольгар Макафи, широко ухмыльнулся в ответ на шутку Гэбриела. Видя, что их господин настроен как никогда благодушно, толпа начала понемногу успокаиваться.

– Я не приставил к своему коню охраны, - продолжал Гэбриел, - и даже не стал запирать двери конюшни, поскольку сам не собирался участвовать в скачках и подумал, что кто-нибудь захочет одолжить у меня на время такого превосходного скакуна. Однако никто не потрудился его увести, а оставить его в такой день в конюшне, не дав возможности размяться с остальными лошадьми, было бы несправедливо. Поэтому у меня не осталось выбора, пришлось явиться сюда самому и выступить в состязании.

Собравшиеся приглушенным бормотанием выразили свое согласие, а кое-кто из них даже бросал гневные взоры в сторону Шеймуса Маклина, чуть было не испортившего им весь праздник.

– Тем не менее, - добавил Гэбриел, - я все же готов сделать вам одну уступку, Маклин, чтобы потом никто не говорил, будто у меня было преимущество еще до начала скачек. Мой конь будет нести на себе тяжесть двух наездников, тогда как все остальные - только по одному. Думаю, этого достаточно, чтобы уравнять наши шансы на победу.

Те из жителей острова, которые понимали английский язык, утвердительно закивали, переводя слова Гэбриела на гэльский для своих соседей. Люди в толпе обменивались замечаниями по поводу честности и благородства их господина, а один из них даже предложил, чтобы мул Ольгара, столь же дряхлый, каким он казался со стороны, бежал вообще без наездника, дабы уравнять шансы с другой стороны, чем вызвал взрыв добродушного смеха среди собравшихся.

Элинор была до такой степени поглощена наблюдением за реакцией остальных, что даже не заметила, как Гэбриел подъехал к ним. Только когда он остановился рядом с ней и она почувствовала, как его конь потерся носом о ее руку, девушка обернулась к нему.

– Элинор? - обратился он к ней, глядя на нее сверху вниз со спины своего огромного животного.

– Да?

Лишь когда Элинор заметила, что взоры всех зрителей устремлены на них двоих, она догадалась, что он задумал.

– Вы хотите, чтобы я ехала с вами, милорд?

Гэбриелу так и не представился случай ответить, поскольку со всех сторон тут же послышались ободряющие возгласы: «Давай, девочка!» и «Поезжай с хозяином!» Прежде чем Элинор успела сообразить, что происходит, она оказалась сидящей боком на спине коня перед Гэбриелом. Она затаила дыхание, изумленно уставившись на Данвина.

– Держитесь крепче, дитя мое, - прошептал ей на ухо Гэбриел с едва заметной улыбкой на губах. - Дорога здесь очень неровная.

Затем он, не прибегая к помощи рук, а используя только силу коленей, развернул своего скакуна и направил его обратно, заняв прежнее место в строю наездников. Элинор запустила пальцы в жесткую гриву коня, моля Бога, чтобы не слететь ему под копыта в первое же мгновение, как только они сорвутся с места. Сердце ее бешено билось, руки дрожали.