Меня так и подмывало встать и раскрыть эти нелепые выдумки, но всех остальных Пикванс, похоже, околдовал своими чарами. Зачастую он устанавливал начальные цены в один и два пенни, но они быстро вырастали до шиллинга и фунта, а через считанные минуты раздавался очередной удар молотка и наш порочный аукционист торжествующе выкрикивал: «Продано! За тридцать шиллингов! Джентльмену во втором ряду!»

Я был настолько потрясен этим надувательством, что лишь после двух или трех лотов вдумался в то, какого типа книги предлагаются покупателям. Первыми ушли переплетенные сборники политических или религиозных трактатов, включая памфлеты таких преследуемых сект, как рантеры, квакеры и самая многочисленная из них — Банхиллские братья, — другими словами, сочинения, противоречащие закону о богохульстве, который был принят парламентом лет десять назад. Посему ни один почтенный книготорговец не притронулся бы к ним, по крайней мере ни один торговец, дороживший своим предприятием, поскольку государственный министр постоянно посылал своих досмотрщиков в магазины для изъятия и сжигания любых богохульных и мятежных книг и памфлетов, которые могли попасть им в руки.

Так вот почему, подумал я, доктор Пикванс проводит свой аукцион в «Золотом роге» — чтобы избежать глаз этих досмотрщиков. Ибо, очевидно, ни одна из продаваемых книг не имеет лицензии государственного секретаря. Но ни одного из участников торгов это не отпугнуло. Я изумленно смотрел, как облаченные в черное сектанты борются за эти брошюры с парочкой ухмыляющихся, надушенных розовой водой кавалеров-роялистов, для которых, должно быть, даже самые скользкие моменты в учении Банхиллских братьев были не более чем шуткой. Но я полагал, что министерские соглядатаи в Эльзасе появлялись не чаще, чем бейлифы или судебные исполнители, поэтому нам не грозило попасть — если можно так выразиться — в лапы закона.

Вскоре лоты стали еще более скандальными, а торги — более оживленными. Через полчаса стали объявляться издания с наспех выполненными ксилографиями и гравюрами, изображающие самые пикантные подробности непристойных сцен между господами и их кухарками или между дамами и их кучерами или садовниками. Другие книжицы представляли собой скромные собрания откровенно дилетантских виршей, воспевавших подобные связи, а также благопристойные с виду медицинские трактаты в прозе, иллюстрированные изобретательными, но практически невыполнимыми сексуальными позициями, гарантирующими — тем акробатам, что попытаются их выполнить, — почти невероятную степень наслаждения.

При оглашении каждого лота доктор Пикванс или господин Скиппер с живостью безумных кукловодов представляли эти гравюры на всеобщее обозрение. Кроме того, Пикванс своим визгливым тонким голоском еще и зачитывал вслух пассажи из этих книжиц, глаза его при этом стекленели и на лбу проступали бисеринки пота, а господин Скиппер скромно стоял в сторонке с лицом почти малиновым от стыда.

Я увидел и услышал достаточно. Среди этих кричащих изданий не могло быть ничего подходящего для моих поисков. Следующие десять или двенадцать лотов имели отношение в тому роду оккультной литературы, что я видел в Понтифик-Холле, но они находились в гораздо более плачевном состоянии и отличались плохими переплетами, в основном из телячьей кожи, и экслибриса сэра Амброза Плессингтона, на мой взгляд, на них просто не могло быть. Я собрался уходить. Скрипнув стулом, я привстал со своего места как раз в тот момент, когда Пикванс выкрикивал очередной лот, подобный, казалось, предыдущей паре дюжин.

— Джентльмены! Вот перед вами лот шестьдесят шестой, — хвастливо объявил он, эффектно понижая голос, — книга из знаменитого собрания Антона Шварца фон Штайнера!

Я встрепенулся, вспомнив, что уже слышал это имя прежде. Пикванс с гордостью демонстрировал штайнеровскую книгу, обхватив ее своими пальцами, должно быть изуродованными какой-то болезнью: его ладонь напоминала когтистую лапу животного. И тут я вспомнил. Когда мы с Алетией поднимались из подземелья Понтифик-Холла, она шла на два шага впереди меня и, описывая подвиги сэра Амброза, рассказывала, как он организовал для императора Священной Римской империи покупку целой библиотеки одного австрийского дворянина, знаменитого коллекционера оккультной литературы по фамилии — я был уверен — фон Штайнер.

Ставки на лот 66 начались с десяти шиллингов. В основном торговались два мужчины: один из них сидел в первом ряду, другой — слева от меня. Пикванс азартно выкрикивал все новые и новые, более высокие предложения. Двадцать шиллингов… тридцать… тридцать пять…

Во рту у меня пересохло, и по позвоночнику поднялась щекочущая дрожь, словно по нему прокатился ртутный шарик. Прищурившись, я пытался рассмотреть книгу, которую демонстрировал господин Скиппер, гордо вышагивая взад и вперед по своеобразной сцене. Каковы шансы, учитывая все предыдущие обманы Пикванса, что она действительно была из библиотеки Шварца, не говоря уж об Императорской библиотеке? Но звено цепи, связующей сэра Амброза Плессингтона с «Золотым рогом» или, по крайней мере, с доктором Самюэлем Пиквансом, каким бы тонким оно ни было, уже выковалось.

Подавшись вперед на стуле, я облизал губы. В помещении, казалось, воцарилась невозможная тишина. Мужчина в моем ряду перестал увеличивать ставки. Пикванс поднял молоток.

— Тридцать пять шиллингов раз… два…

К тому времени, когда последний из трех сотен лотов был продан, колокола Святой Бригитты отзвонили четыре часа. С трудом выбравшись на улицу, я щурился и моргал от яркого солнечного света, неуклюже толкаясь в потоке уходящих посетителей аукциона, к которым сейчас, после столь долгих проведенных вместе часов, испытывал чувство нежелательной близости. Чтобы избавиться от них, я направился вниз к Флит-ривер и постоял немного на берегу, наблюдая, как лениво плещутся волны, медленно откатываясь назад. На поверхности воды дрожала маслянистая пленка, переливаясь всеми цветами радуги. Наконец голоса за моей спиной утихли, и я сунул руку в карман куртки.

Лот 66, по меркам этого аукциона, был изданием весьма примечательным: настоящий сафьяновый переплет, аккуратно сброшюрованная книга, напечатанная на тряпичной бумаге, не поврежденной ни влагой, ни книжной вошью. Мое приобретение оказалось трудом Корнелия Агриппы фон Неттесгейма Magische Werke, опубликованным в Кельне в 1601 году неким издателем по имени Манфред Шлоссингер. Я мало знал об этом сочинении, кроме того что это был перевод на немецкий De occulta philosophia[33], книги заклинаний или магических формул, в которой помимо прочего впервые упоминалось слово «абракадабра». Она обошлась мне почти в пять фунтов, что было, конечно, чересчур дорого. Едва ли мне удалось бы продать ее даже за два фунта, не говоря уж о пяти. Но меня интересовало не само сочинение, а экслибрис, приклеенный к внутренней стороне обложки. На нем изображался герб с девизом — Spe Expecto[34]— и имя, оттиснутое под ним крупными готическими буквами: Антон Шварц фон Штайнер.

Разумеется, экслибрис мог быть поддельным. Книготорговцы привыкли недоверчиво относиться к таким второстепенным доказательствам подлинности. Как говорится, нельзя судить о книге ни по ее переплету, ни по ее экслибрису. К примеру, этот экслибрис могли взять с другой книги — той, что действительно принадлежала фон Штайнеру, — и наклеить на внутреннюю сторону обложки другой, ничем не примечательной книги Агриппы Magishe Werke. Известно, что некоторые неразборчивые в средствах книготорговцы прибегали к таким средствам, чтобы набить книге цену, — что, по-моему, было бы вполне в стиле Пикванса. Да и сам экслибрис фон Штайнера мог оказаться подделкой. Но судить об этом я смогу, только если увижу подлинный образец экслибриса фон Штайнера, что в ближайшем будущем не представлялось мне вероятным.