– На, держи. Это тебе.

Изабель отложила искусственную руку и принялась рассматривать то, что дал ей Феликс. Башмачок из тонкой кожи, аккуратно прошитый, со шнурованной вставкой на подъеме. Она взяла его в руки: тяжелый.

– Что это? – спросила она.

Феликс не ответил – молча взял башмачок, раздвинул шнуровку и вынул то, что придавало обуви вес. Когда он положил предмет в руки Изабель, та увидела, что это вырезанная из дерева передняя часть ступни. Каждый пальчик имел свою, отличную от других форму и был тщательно отполирован.

– Пальцы… – недоуменно сказала она.

– Твои пальцы, – пояснил Феликс, беря их у нее из рук.

– Необычный подарок. Другим девушкам дарят конфеты. Или цветы.

– Ты никогда не была такой, как другие девушки. Или теперь стала? – спросил он с ехидцей. Вернув деревянные пальцы в башмачок, он вынул из сумки клочок мягкой шерсти ягненка и вложил его туда же. – Примерь, – сказал он, протягивая ей башмачок.

Изабель подняла юбку, сняла свой башмак, надела кожаный и стала затягивать шнуровку.

– Еще туже, – сказал Феликс. – Он должен сидеть плотно, как перчатка. – Склонившись над ее ногой, он затянул шнурки потуже и завязал узлом. – Встань-ка, – велел он, закончив.

Изабель встала. Башмачок сидел даже плотнее, чем перчатка, прилегая к ноге как вторая кожа. Она опустила ногу в свой башмак.

– Пройдись-ка. Только осторожнее. Не забудь, что у тебя открылась рана, когда ты упала с Мартина, – говорил Феликс, собирая в мешок части тел.

Изабель сжала кулаки. Вот он опять заставляет ее желать чего-то несбыточного. Сильно желать. А что, если башмачок не поможет? Что, если будет больно? Что, если он только все испортит? Феликс ведь мастер все портить.

– Ну, Изабель, давай. Ты ведь смелая. Сделай шаг.

В его голосе Изабель послышался вызов, насмешка, и она вскипела. Феликс видел ее страх, который она не хотела показывать. Осторожно опустив ногу на землю, она затаила дыхание. Больно не было. Она выдохнула. Шагнула раз. Еще раз. Деревянные пальцы не перевешивали ступню при движении. Благодаря плотной посадке они двигались заодно со ступней. Нигде не жало и не натирало. Изабель и не мечтала, что снова будет ходить не хромая, и вот, пожалуйста, она идет! Легкой, упругой походкой.

Счастье затопило ее. Быстрым шагом она прошлась по поляне взад-вперед.

– Не спеши, – предостерег ее Феликс; она перешла на бег. – Изабель!

Она запрыгнула на моховую кочку, соскочила на землю. Постояла на новой ноге. Покрутилась. Попрыгала. Громко рассмеялась. От счастья закружилась голова, и она совсем забылась. Забыла свою неуклюжесть. Свой гнев.

– Спасибо тебе, Феликс. Спасибо! – сказала она и в приливе чувств обхватила его обеими руками.

Она не видела, какой тоской наполнились глаза Феликса. Не знала, что на одну секунду он прижался щекой к ее макушке. Но зато почувствовала, как напряглись – словно одеревенели – его опущенные вдоль боков руки. Ощутила, как он отпрянул назад.

Обиженная, она отшатнулась.

– Изабель, я не могу… – заговорил Феликс.

– Что ты не можешь? Стать ко мне ближе? – перебила его Изабель с болью в голосе. – Еще бы. Я же осколок твоего прошлого. А осколком можно порезаться.

– Я либо отойду в сторону, либо заключу тебя в объятия. И что потом?

Изабель не поверила своим ушам.

– Это что, жестокая шутка, Феликс? – спросила она сердито. – Конечно, тебе лучше уйти. Прямо сейчас. И как можно дальше.

– Я уже пытался, – ответил ей Феликс.

Одним шагом он преодолел пространство между ними и взял ее лицо в ладони. Изабель взяла его за оба запястья с намерением оттолкнуть от себя. Но вместо этого плотно обхватила их. Нырнула лицом в ладони Феликса, наслаждаясь его теплом, его близостью – и все ее защитные барьеры упали.

– Не надо, – пробормотала она. – Так нечестно.

– Нет, нечестно.

– Ты говорил, что любишь меня, а сам не любил, нисколько. Ты просто обманывал меня. Как ты мог поступить так со мной? Как ты мог солгать мне, Феликс?

Тогда Феликс поцеловал ее в губы, и в этом поцелуе была сладость, и горечь, и грусть, а Изабель стала отвечать ему, захватив в две горсти рубашку у него на груди, притягивая его к себе. Феликс оборвал поцелуй, и она посмотрела на него снизу вверх, сконфуженная, ища его взгляда.

– Вот как я не любил тебя тогда, – сказал он хрипло. – И как до сих пор не люблю.

А потом склонился, поднял с земли свою сумку, вскинул на плечо и пошел не оглядываясь, оставив Изабель одну в сгущающейся тьме.

– Ты уходишь? – окликнула она его. – Снова?

– А что мне еще делать? Позволить тебе во второй раз разбить мое сердце?

– Я? – Она не находила слов. – Разбила тебе сердце?

В ярости она пробежалась туда-сюда по поляне. Схватила с земли орех, который упал с дерева, совсем гладкий, в еще зеленой скорлупе, и запустила в удаляющуюся спину.

Но промахнулась.

– Я хочу заказать экипаж, – обратилась Судьба к девушке за конторкой. – До Марселя. С отправкой через неделю. Мне сказали, что заказ можно оставить здесь.

Она стояла в людной передней зале деревенского трактира. Мимо то и дело проходили только что прибывшие постояльцы и те, кто, напротив, собирался уезжать. Громко мяукала чья-то кошка в плетеной корзинке. Девочка, державшая корзинку, плакала. Измученная мать пыталась успокоить обеих.

– Да, мадам, – сказала девушка за стойкой. – Сколько мест?

– Я, моя служанка и сундук. Мое имя – мадам Северина. Проживаю на ферме Ле Бене.

– Очень хорошо, мадам, – сказала девушка и кивнула. – Я обо всем договорюсь и пошлю на ферму мальчика, он подтвердит заказ.

И она сложила руки на конторке.

Судьба нахмурилась. Ей не хотелось, чтобы о заказе забыли и что-нибудь напутали.

– Это все? А разве не положено записывать заказы в специальную книгу?

Девушка улыбнулась и коснулась лба пальцем:

– Конторская книга у меня здесь. А писать я не могу. Но вы не беспокойтесь, мадам. Экипаж для вас будет заказан.

Судьбу так отвлекала суматоха в передней, что она совершенно упустила из виду: все это время девушка смотрела своими светло-голубыми глазами прямо перед собой.

«Ах да, слепая дочка трактирщика… Одетта», – подумала она и попыталась припомнить карту ее судьбы. Несчастная жизнь, вроде бы так… – «Отказано в любви, что ли?» – гадала она. Правда, какую бы судьбу ни написала она, Фолькмар ее наверняка переменит. Слепая станет жертвой войны, как и все жители деревни.

Судьба поблагодарила девушку и повернулась, чтобы уйти: ей не терпелось покинуть суматошный трактир. До чего же отрадно было знать, что совсем скоро она уедет из Сен-Мишеля и забудет о неприятном деле, которое привело ее сюда. Жизнь здесь скоро испортится. Совсем.