поляне, засыпанной черным отсевом, великаны соседствовали с коротенькими пеньками. Свист ветра протяжно завывал между «отмычками», а шум волн удвоил свою ярость, и Варе чудилось, что это и в самом деле сказочный железный лес, наполненный угрюмым волшебством. Не злым, не добрым, а кому как повезет.

– Один. Два. Три. Четыре. Пять, шесть, семь, – заметалась Варя, ладонью касаясь холодных стволов.

В первый раз получилось пятьдесят семь. Варя долго вслушивалась, щурилась и даже принюхивалась, в надежде уловить хоть какие-нибудь изменения. Изменения не спешили проявляться. Во второй раз вышло пятьдесят девять. В третий – пятьдесят шесть. В голове сама собой проявилась услышанная краем уха байка о том, что сосчитать «отмычки» невозможно, потому что всякий раз их количество меняется.

Ветер с Онеги нещадно терзал промокшее пальто. Все норовил принести в ладонях горсть мороси и швырнуть Варе в лицо. Волосы выбивались из-под шапки, лезли в рот. Руки коченели даже в перчатках. В очередной раз насчитав пятьдесят семь столбиков, Варя решила, что это не дело. Трясясь от холода, пяткой расчертила площадку на несколько неравных частей. Дело пошло бодрее.

– Пятьдесят восемь. Пятьдесят девять. Шестьдесят.

Ничего не произошло. Издевательски хохотал ветер. Дрожь то и дело насаживала Варино тело на спицу, и тогда тряслось все, от коленок до плеч. В отчаянии Варя обернулась вокруг, будто надеясь отыскать помощь в яростных волнах, в тощем сером парке, в пустынной Набережной, но вместо помощи увидела его – шестьдесят первый столбик, маленький, ниже колена. Сил на радость уже не осталось, и Варя просто обреченно хлопнула по пеньку ладонью.

Сзади, перекрывая гул озера, раздалось требовательное карканье. Огромный ворон, настолько угольно-черный, что казался пространственной дырой в форме птицы, восседал на ближайшей «отмычке». Глядя на него, становилось ясно, почему ворон и ворона суть разные виды. Позабыв про холод, Варя стояла разинув рот.

– Вот так «птичка»! – только и смогла вымолвить она.

В ответ ворон каркнул, нетерпеливо взмахнул крыльями. Варя понятливо закивала:

– Я побегу за тобой! Быстро-быстро!

Показалось – или ворон и в самом деле пожал плечами: дескать, как скажешь? Он легко подпрыгнул, зацепился крыльями за низкое небо и полетел в сторону парка, ставшего вдруг беспросветно темным, дремучим.

Восемь – побежал за птичкой.

Блестя оперением, ворон парил, ловя восходящие потоки воздуха. Варя глубоко вдохнула – и побежала. Под ногами захрустел снег.

* * *

Бежать пришлось в гору. После сотни-другой шагов закололо в боку. Не было дороги, даже намека на тропинку, только черная точка, перепархивающая с ветки на ветку. Ворон нетерпеливо каркал. В его хриплом голосе слышалась почти человеческая издевка. Стиснув зубы, Варя изо всех сил старалась не отставать.

Бег никогда не был ее сильной стороной. В школе у нее было освобождение от физкультуры. Пока все нарезали круги по залу, Варя скучала на скамейке, поеживаясь от завистливых взглядов одноклассников. На улице удержаться было сложно, она могла носиться и скакать, как обычный подросток, но всегда – всегда! – в кармане лежал баллончик с лекарством. Сейчас пустота и легкость кармана тяготили и пугали, пожалуй, даже больше, чем надвигающийся Лес.

Березы, клены и тополя понемногу уступали место толстым чешуйчатым стволам. Густые ветви сплетались высоко-высоко над головой в единую беспросветную крону, лишенную листвы, но все равно необычайно плотную. Когда Варя покинула дом, было чуть за полдень. Под сводами красноватых ветвей казалось, что уже поздний вечер. Длинная тень волочилась за Варей, норовя зацепиться за куст или обломанную ветку.

Карканье крылатого проводника становилось все настойчивее. Ворон подгонял нерасторопную девочку, велел бежать быстрее, еще быстрее! Но быстрее Варя уже не могла. Спотыкаясь о кочки, уворачиваясь от острых ветвей, проваливаясь в ямы, скрытые прошлогодней листвой, она выкладывалась, как, должно быть, не выкладываются даже бегущие за золотом олимпийцы. А ворон улетал все дальше, покуда не скрылся совсем.

Только голос его, пронзительный, зовущий, по-прежнему служил ориентиром. Но и он постепенно таял среди лесных шорохов, отдалялся. Вскоре Варя перестала понимать, действительно ли слышится вдалеке вороний грай или это лишь эхо отражается от змееподобных стволов. Зато все громче звучало зловещее шарканье. Невидимые обитатели Леса, скрытые полумраком, стонали в предвкушении, сжимая вокруг бегуньи кольцо.

Когда первый из них вырос перед Варей, та приняла его за куст. Той ночью, когда ее вел Егор, темнота не позволила разглядеть воняющих мороженым мясом тварей. Куст шевельнулся, протягивая к девочке странно гибкие ветви, и она наконец увидела. Липким взглядом выделила его среди пней, деревьев и настоящих кустов. И, хотя воздуха в легких едва хватало на то, чтобы бежать, хотя в памяти свежи были наставления Егора, велевшего не шуметь, Варя не выдержала и закричала в голос.

Жуткая фигура будто в испуге отпрянула, повалилась на спину. Одним невероятным прыжком Варя перемахнула через нее, чудом избежав извивающихся пальцев… корней. Это были корни. Красные, толстые, обросшие мохнатой бахромой, они скользили по телу, как черви, буравили мертвую плоть под туго натянутой кожей, выползали из носа, ушей, вращаясь, пялились из глазниц.

Неожиданно крик прочистил легкие. Бульканье и хрипы утихли, отступили, зато сердце заколотилось, как сотня отбойных молотков, – быстро, рвано, на пределе. Чувствуя, что долго не выдержит, Варя воспользовалась внезапной отсрочкой и рванулась вперед со спринтерской скоростью. Где-то там, в чаще, слышалось знакомое карканье.

Пронзенные корнями тела появлялись все ближе. Растопырив руки, они преграждали Варе путь, тянулись к ней розоватыми отростками. Стоило большого труда не сбавлять темп, избегая смертоносных объятий. Варя кидалась то влево, то вправо, но загонщиков становилось все больше, а выход из Леса, хоть и виднелся узкой полосой неяркого серого света, приближался слишком медленно.

Лиственный ковер впереди взорвался, выпуская на свободу огромный, толщиной с фонарный столб, корень, бордовый от бурлящих внутри него соков. Бородатый мертвец, еще не совсем скрытый капиллярами отростков, болтался на его жале кошмарной марионеткой. От резких рывков лишенные губ челюсти жутко клацали остатками зубов. В заледенелых, утративших цвет глазах отразилась Смерть. Мертвец болтался между двумя деревьями, перекрывая единственный широкий проход, и со всех сторон спешили все новые и новые твари. Запах мороженого мяса сделался невыносимым.

Варя встала как вкопанная, не зная, что делать дальше. Она еще не успела испугаться, не успела понять, что все кончено, когда мертвец-марионетка рухнул к ее ногам перезрелым яблоком. На его плечах, остервенело рыча, вгрызалась в корень огромная косматая собака с желтыми, как фары, совиными глазами. Могучие челюсти сомкнулись раз, другой, лобастая голова затряслась, и вот перекушенный корень замотался из стороны