Они проехали до выезда из села и зашли в кафе – женщина захотела выпить кофе. Или специально так все устроила. В кафе она всем сообщила, что да, приезжали свататься, только невеста их не устроила – не встретила, как полагается. На стол не подала. Сидела не прибранная, не одетая. Пол грязный, под потолком паутина, пылища страшная. Какая из нее хозяйка? Да и сама – смотреть страшно. Даже не извинилась за такой прием. Молчала. Позор, одним словом. Им такая невестка не нужна. Да и вообще, наверняка она уже и не девушка, раз в машину прыгала по первому зову – Руслан признался, что часто к ней приезжал. У них другая на примете есть – из древнего рода, тоже с красным дипломом, но помоложе. Они же не знали, что Мадине уже за двадцать. Руслан не признавался. А та девушка хоть и не из богатой семьи, зато очень уважаемый род в городе. И девушке семнадцать только исполнилось. Они так же, без предупреждения, заехали, а она сидит и на пианино играет – причесанная, в аккуратном платье. И в доме – блеск повсюду. Она тут же на кухню побежала и стол накрыла. Сказала, что еще с утра все приготовила – и пироги, и курицу, все как полагается. Значит, хорошей хозяйкой будет, раз и себя в чистоте держит, и дом. И стол накрыт для любых незваных гостей.

К Вале в магазин прибежали соседки и тут же все доложили – что сваты приезжали, что их не встретили по традиции, а Мадина и вовсе не девушка, вот они и уехали. Никакой свадьбы не будет. И наверняка эта женщина специально в кафе зашла, чтобы все знали, почему они отказались от Мадины. Все ее слышали, даже те, кто не хотел. А Руслан молчал. Слова не вымолвил. Тот еще жених!

Валя бросила товар, бумаги и побежала домой. Мадина лежала на кровати и уже даже не плакала. Смотрела в стенку.

– Ничего, все образуется, – сказала ей Валя, – это они не из-за тебя, из-за денег. Увидели, что мы бедно живем, вот и отказались.

Мадина даже не пошевелилась.

– Дочка, еще будет у тебя счастье! – уговаривала ее Валя. – Ты же у меня такая умница!

– Не будет. Больше ничего не будет, – шептала Мадина.

Она ходила на работу, возвращалась домой и из-за забора даже не показывалась. Лежала на кровати и смотрела в стенку. Не ела, только воду пила. Совсем отощала.

– Дочка, надо поесть. А то у тебя совсем кожа да кости останутся, – уговаривала Валя.

– Ну и что? Я буду одна. Всю оставшуюся жизнь. Какая разница?

– Так дети пугаться будут! И родители скажут, что учительница – больная. – Валя как в воду глядела, когда это говорила.

– Ничего не хочу. Зачем?

– Ну давай уедем в другое село. Дом продадим, – предлагала Валя.

– Нет, я ничего плохого не сделала, чтобы сбегать. Это он от меня отказался. Я не преступница, чтобы скрываться.

– Иди хоть в кино сходи с подружками, – умоляла ее Валя, – индийское привезли. Все ходят.

Мадина засыхала. Похудела, осунулась. Соседки языками цыкали, когда ее видели – больная, совсем больная. Мало того что не девушка, опозорилась, сватам не понравилась, так еще и хилая. Точно замуж не выйдет. Даже мечтать не стоит.

Валя не знала, как вернуть дочь к жизни. И тут в городе объявили конкурс самодеятельности. И директор школы Нина Теймуразовна, которая очень любила Мадину, решила выставить от села именно ее. У Мадины был талант, который она скрывала. Просто не афишировала. Она очень хорошо играла на осетинской гармошке и пела – старинные народные песни. Не только осетинские – грузинские, армянские, адыгейские. Голос у Мадины был потрясающий. Но для выступления нужны были костюм и гармошка. Ни того ни другого у нее не было, поэтому ни в каких конкурсах она участвовать не могла. Стеснялась.

Нина Теймуразовна пошла по дворам и под свою ответственность нашла для смотра самодеятельности и богатый костюм, и гармошку, и даже искусственные косы, чтобы сделать Мадине прическу.

– Я не смогу, – отказалась та, – не хочу снова в город ехать.

– А кто село представит? – возмутилась Нина Теймуразовна. – Поедешь. Только костюм не испачкай.

Мадина заняла на смотре первое место – она пела так, что члены жюри плакали. И была красавицей – с двумя роскошными косами, которые спадали по плечам, в дорогом костюме. У нее появились и грудь, и талия. Мадине было все равно – она не волновалась, не переживала. Она пела о своей судьбе, о чувствах, о женщинах, которые, как птицы, заперты в клетках. Когда она закончила, потрясенный зал молчал. И Мадина решила, что нужно спеть еще – колыбельную, которую ей пела мама. Детскую простенькую песенку, на которой выросло несколько поколений детей. Она пела, оплакивая свою судьбу, которая не позволит ей стать матерью. Ведь если нет мужа, то и детей не может быть. Мадина пела, склонив голову, обращаясь к собственному ребенку, о котором даже мечтать больше не смела. После этого поклонилась и ушла за кулисы под гробовое молчание зала. Она не видела со сцены, что женщины плакали, а мужчины смотрели в пол.

В подарок за победу Мадине подарили гармошку и национальный костюм, расшитый серебряными нитями. И выдали почетный диплом. Уже за кулисами к ней подходили какие-то люди и предлагали выступить на областном смотре, представлять город. Мадина безучастно кивала, мечтая добраться до дома, лечь на кровать и отвернуться к стене.

Валя не могла насмотреться на роскошное платье, лучше свадебного, с такой вышивкой, что никаких денег не хватит такое купить. Протирала тряпочкой новенькую, сверкающую свежей краской гармошку. А диплом поставила в сервант за стекло.

– Ну, видишь, какая ты умница, – говорила она дочери. – Нина Теймуразовна тебя так поддержала. Теперь никто против тебя слова плохого не скажет. Ты же гордость села! Хватит лежать. Иди сходи в кино, развейся. Что дома сидеть? Не надо ничего бояться! Ты же диплом привезла! Больше никто тебя не обидит!

И Мадина согласилась, уступила матери. Пошла в кино. И там перед сеансом, на виду у всех, ее избили мужчины, совсем молодые парни. Порвали ей платье, проволокли по улице за волосы. Женщины только плакали, но не вмешивались.

– Чтобы знала, как себя вести нужно, – сказал один из парней и плюнул Мадине в лицо.

И этот самосуд, публичная порка, стали таким позором, после которого нельзя жить. Женщины или сбегают, или руки на себя накладывают. Потому что никто не заступится, не посмеет. Не скажет слова в защиту. И будут шарахаться, как от прокаженной.

Мадина, в порванном платье, избитая, вся в крови, чудом дошла до дома – никто не помог, не довел. Валя плакала. Она сразу все поняла и винила себя – не нужно было дочь отпускать из дома.

А на следующий день к ним пришла Нина Теймуразовна и принесла трудовую книжку.

– Прости, но я не могу тебя оставить, – сказала она. – Сегодня родители пришли. Не хотят, чтобы ты к детям подходила.

– В чем я виновата? – спросила Мадина.

– Ни в чем, – ответила директриса, – но я не могу. Пойми. После того что случилось…

– Что мне делать?