Сара не стала отвечать на эти слова из опасения, что дядюшка опять начнет говорить о посторонних вещах и уклонится от самого важного. Она молча, выжидающе смотрела на мистера Фоскера, слезы ее высохли, но она чувствовала себя изнуренной этими словесными баталиями.

Мистер Фоскер верно истолковал ее взгляд и заговорил о том, что беспокоило племянницу, хотя было видно, с какой неохотой он идет на уступки.

— Дитя мое, весь вчерашний вечер и часть нынешнего дня я размышлял о том, как наилучшим образом соблюсти твои интересы, и у меня возник следующий, полагаю, весьма неплохой план.

Сара испугалась — слова дядюшки не предвещали ничего хорошего, но мистер Фоскер удивил ее.

— Дорогая моя, как мне ни грустно сознавать, что ты выросла, а твой дядя постарел, но придется с этим согласиться. Разумеется, никто не собирался лишать тебя законных прав на наследство, и, если ты желаешь прекратить аренду поместья, мы так и сделаем. Ты же не будешь возражать, если мы дадим Эммерсонам немного времени для того, чтобы обустроить себе другое жилье?

Девушка кивнула — это намерение дяди казалось весьма справедливым по отношению к семье, которая добросовестно старалась поправить дела поместья в течение нескольких лет, и не без успеха.

— Твое желание не искать других арендаторов также будет исполнено, — продолжил мистер Фоскер с тяжким вздохом. — Ты вскоре поймешь, что управлять всеми делами гораздо тяжелее, чем просто получать плату за аренду, но я не буду больше убеждать тебя в своей правоте. Ты вскоре почувствуешь, как изменятся условия нашей жизни, когда мы станем получать только малую часть наших прежних доходов. Состояние поместья оставляет желать лучшего, и то, что нам останется, — ничтожно по сравнению с той суммой, какую платили Эммерсоны…

— Я думаю, вы немного ошибаетесь, дядя, — осмелилась произнести Сара, едва мистер Фоскер замолчал, чтобы передохнуть. — Мистер Гиббоне писал мне, что я могу располагать суммой, вполне достаточной для моих скромных нужд, и мое приданое, хоть и оставляет желать лучшего, отнюдь не является ничтожным.

Удар потряс мистера Фоскера, и он несколько мгновений оторопело смотрел на племянницу. Подумать только, девочка не только осмелилась требовать чего-либо после того, как столько лет довольствовалась тем, что ей давали, но и тайно, за спиной опекуна, навела справки о своем капитале! И у кого — у поверенного, от чьих услуг ее опекун отказался давным-давно!

Вчерашнее потрясение было, несомненно, сильнее, поскольку его стержнем оказалась новизна, а сегодня мистер Фоскер уже успел подготовиться к повторному разговору с племянницей, но миссис Ченсли ненадолго смешала его карты своим появлением. И все же мистер Фоскер не ожидал от молодой девушки подобной предусмотрительности и практичности. Он тотчас понял, что не стоит опровергать ее слова, если хочется сохранить с ней родственные отношения, и принужденно улыбнулся.

— Вряд ли мистер Гиббоне знает точные размеры твоего состояния, но он, безусловно, близок к истине. И эти немалые средства тебе придется вложить, чтобы восстановить былое великолепие самого дома и поместья в целом. Поэтому я прошу позволить мне помогать тебе в ведении дел с управляющим, ведь давать ему разумные поручения и получать правдивые отчеты — не так просто, как ты можешь вообразить. Когда же все будет готово, чтобы встретить молодую хозяйку, нам с твоей тетей, скрепя сердце, придется отпустить тебя. Безусловно, если ты к тому времени найдешь себе компаньонку.

Сара слушала внимательно и все равно не могла понять, чего добивается дядя этими словами. После небольшой паузы мистер Фоскер ответил ей на незаданные вопросы.

— Нам с твоей тетей и маленьким Леонардом придется продать этот дом и переехать куда-нибудь в деревню, в южные графства, где жизнь значительно дешевле. Будь я по-прежнему холостяком, мне бы хватило того дохода, что поддерживал меня прежде, пока я не был твоим опекуном. Но сейчас об этом не может быть и речи. Как ты знаешь, твоя тетя не принесла мне приданого, и ее ожидаемое наследство — только крошечный дом ее матери. Полагаю, мы продадим и его и переедем все вместе, не подобает оставлять старуху в одиночестве.

Сара невольно почувствовала укоры совести: дядя выглядел таким покорным, таким смирившимся с печальной судьбой, словно это не он четверть часа назад гневно указывал Роберте Ченсли на дверь.

— Вы могли бы переехать вместе со мной и жить в моем доме, дядюшка, — мягко сказала она. — Тогда вам вовсе не потребуется собственный.

— Ты рано или поздно выйдешь замуж, дорогая моя, и мы будем причинять неудобства твоей будущей семье, — возразил мистер Фоскер, но глаза его радостно блеснули. — И потом, мне, старику, быть на иждивении у племянницы — нет, это не по мне. У меня всегда находились богатые покровители, способные оказать помощь, но я сам предпочитал оказывать им кое-какие услуги и не требовал благодарности. Независимость — вот моя черта!

Сара могла бы с этим поспорить, но видение маленького Леонарда, неуверенно переступающего ножками по грязному двору убогого деревенского дома, привело ее в смятение. Девушке казалось, что ее загнали в угол, откуда невозможно выйти без ущерба либо для своей свободы, либо для своей совести. Ей ничего не оставалось, как согласиться с предложением дяди подождать два-три месяца, пока Эммерсоны не съедут, и вернуться к обсуждению остальных вопросов позже.

Ни тот ни другой не были в полной мере удовлетворены результатами беседы, но хотя бы видимость мира вернулась в дом Фоскеров. Миссис Фоскер за обедом выглядела чуть бледнее обычного, но разговаривала с Сарой так, будто ничего не случилось, а мистер Фоскер скрывал довольную улыбку — он добился необходимой отсрочки, а дальше будет видно.

На самом деле ему не очень-то хотелось покидать Сент-Клементс, где у него были знакомые и кое-какие возможности. Конечно, переехать в дом Сары означало жить в гораздо более комфортных условиях, но он не обольщался насчет отношения к нему соседей Мэивудов. На похоронах мистера Мэйвуда его едва терпели, а это значит, им с женой придется лишиться привычного общества, не приобретя взамен никакого другого. Мистер Фоскер уверился, что при следующем разговоре с племянницей сумеет убедить ее и дальше жить под его крышей, а значит, придется искать других арендаторов, хочет она того или нет.

Сара радовалась, что одержала пусть не полную, но значительную победу. Настаивать на своем она просто не привыкла, да ей до сих пор особенно этого и не требовалось. За Бобби она всегда следовала с охотой, а лорд и леди Уэвертон мягко спрашивали ее мнения перед тем, как предпринять что-нибудь, затрагивающее ее. И вот она убедила дядюшку, что может распоряжаться собой и своим достоянием, и он обещал советоваться с ней, как лучше управлять ее имуществом! А дальше — кто знает…

Сентябрь 1840

— Признаться, от болтовни Люси у меня каждый раз начинает болеть голова, — недовольно сказала Бобби.

Сара приехала навестить подругу, как только получила ее записку с жалобами на скуку. Сентябрь сразу же зарядил дождями, и Джеффри запрещал жене выезжать, опасаясь, что она простудится и нанесет вред своему здоровью и растущему внутри ее плоду. Бобби провела пару дней у родителей, но выносить супругу брата дольше она оказалась не в состоянии, да еще из-за плохой погоды охотники проводили время дома, за картами и бильярдом, и общее настроение многочисленных в эту пору гостей Уэвертонов определялось словом «уныние».