Надежды на то, что Гера продолжит образование в герман- ском институте, развеялись как дым. Гера оказался упрямым молодым человеком и категорически отказался при получении документов писать, что его отец, его бабушка, вся его родня по Мишиной линии – генетические “наследники немецкой культуры”, в связи с чем ему был выдан паспорт иностранца – “ауслендера”. А при невероятном конкурсе в медицинский институт (около 500 на одно место) шансы его равнялись нулю… Нам установили пособие в размере 350 марок, на которые нужно было жить и снимать квартиру… Я не представляю, что бы с нами стало… Но, видимо, моя жизнь была все-таки отмечена везением. Везением на хороших, порядочных и добрых людей…

Нас познакомили с одним русским парнем, который до эмиграции жил в Ленинграде. Звали его Борисом, а фамилию он имел вполне “революционную” – Бухарин. Это был молодой, практичный, родившийся коммерсантом парень. Специалист по иконам. Совершенно очаровательный русский гусар. Деньги зарабатывал большие, но копить их не умел. Тратился на женщин, к которым имел ярко выраженную слабость, просаживал тысячи в казино и ресторанах. Если бы не эти пристрастия, я думаю, он был бы одним из самых богатых людей среди эмигрантов. Он “прилепился” к нам, прежде всего ко мне. Я ему понравилась… Он возил нас с Герой в Италию, одевал, обувал и кормил… Делал подарки, никогда не появлялся без букета цветов.

Когда Гера уехал в Союз, Борис предложил мне даже выйти за него замуж, но я не представляла себе жизни с та- ким кутилой и гулякой, как Борис. И я отказалась… Посте- пенно он отдалился от нас, но я бесконечно благодарна ему за поддержку в те тяжелые два года…

Миша приехал в Голландию на турнир и остановился в Амстердаме. Он позвонил, сказал, что ждет нас… Это была наша первая после отъезда встреча. Честно говоря, не предполагала, что в Европе мы станем видеться с ним чаще, чем в последние годы в Союзе…

Той первой встрече предшествовало множество телефонных звонков. Гера очень часто звонил отцу в Союз. Миша не менее часто звонил из Союза нам. Шел 1980 год. До конца “застоя” и начала “перестройки” оставалось четыре года. Отношение к людям, уезжавшим за границу на посто- янное место жительства, со стороны властей и общественного мнения было как к предателям Родины. Близкие и дальние родственники эмигрантов обрекали себя на серьезные трудности. Их брали “на карандаш”, они теряли работу… Миша же телефонную связь поддерживал регулярно, понимая, что все его звонки прослушиваются. Когда мы приехали в Амстердам, я сказала Мише: “Ты понимаешь, что у тебя могут быть неприятности?” На что он ответил: “Саська, я поступаю так, как хочу. Побочные варианты буду считать потом”.

Я рассказала Мише все: что живем мы только на социальную помощь, что поступить Гере в институт практически невозможно, что я не работаю, что только начала изучать немецкий язык в Институте Гёте, что окружение в Берлине скверное, что в метро торгуют наркотиками и что в связи со всем этим меня очень беспокоит судьба Геры…

Я понимала, что Гера был достаточно устойчивой нату- рой. Хорошо отложилось в памяти: когда он поступил в ме- динститут, однажды сказала Иде, что боюсь, как бы меди- цинское образование не сделало Геру циничным и холод- ным человеком. Она тогда ответила: “А ты не бойся за Герочку. В нем заложены слишком хорошие гены. Исключе- но! Не бойся за него, доченька…”

Но я, тем не менее, боялась. Спросила Мишу: “Мишень- ка, как ты думаешь, может быть, Гусю стоит вернуться, за- кончить институт в Союзе?..” Помню его мгновенную реакцию: “Да ты с ума сошла!” Потом они отправили меня гулять, сами остались беседовать. Миша сказал Гере, что попробует для начала осуществить “гостевой” вариант, если получится… Он понимал, какое бремя взваливает на себя… Гера вскоре после Мишиного отъезда получил гостевую визу в Советский Союз. Он съездил и вернулся. У него было отличное настроение: “Мама, видимо, я буду возвращаться…” “Каким образом?” – спросила я. “Папа сказал, что все сделает”, – ответил Гера…

И “папа сделал”. Можно только догадываться, чего сто- ило Мише добиться разрешения на возвращение сына… Думаю, только два человека, покинув навсегда Советский Союз, получили возможность возвратиться – Гера Таль и Светлана Аллилуева. Во всяком случае, в то время…

Когда Гера уезжал окончательно, он сказал мне дословно следующее: “Мамуля, я обязательно вернусь. Умоляю тебя, только выдержи…” Тут я не выдержала и разрыдалась. Я говорила сыну, что он больше ко мне не вернется, что я не верю стране, где сегодня вождя кладут в мавзолей, а завтра его оттуда выбрасывают, что я боюсь, как бы его не призвали в Афганистан, что я теряю его на всю жизнь, что никого, кроме него, у меня нет… Но Гера уехал, и мы не виделись после этого шесть лет…

После отъезда Геры я впала в депрессию, усугубленную моей “любимой” мигренью. Даже подумывала, а не закон- чить ли вообще свое бренное существование… Вида Вайткуте пыталась вытащить меня из прострации, как могла. Она приглашала меня в гости, знакомила с разными людьми… Это приносило облегчение, но не выздоровление. И вдруг получаю телефонный звонок из Малаги: “Я сказал тебе не все слова…” Миша умоляет приехать к нему на несколько дней в Малагу, где проходит турнир, "он говорит, что сделает мне билет, что вся поездка ничего мне не будет стоить, что он страшно хочет меня видеть… Я мгновенно согласилась. Я ни о чем не хотела думать. Я сразу сказала, что приеду. В его голосе были такие теплые, такие родные интонации, что на минуту показалось, будто вернулась на двадцать лет назад…

Подумала: “Какое счастье, что Миша позвонил! Именно сейчас… Как будто чувствовал…”

У меня появилось прямо-таки неодолимое желание ско- рее увидеть Мишу. Я поняла, что очень скучаю… Через день получила билет, деньги от Миши и приписку, что турнир будет проходить в Коста-дель-Соль… В самолете я познакомилась с очаровательной немецкой парой, которая летела в Малагу на отдых. Они взяли надо мной шефство и правильно сделали, потому что без их помощи вряд ли нашла бы выход из ситуации, в которую попала, выйдя из самолета… Языка не знаю, как добраться до Коста-дель-Соль, не ведаю… Их вилла находилась именно в Коста-дель-Соль, и они приютили меня… Дело в том, что никто в Коста-дель-Соль понятия не имел