— Да забудь, — кратко ответил масон и отключил связь.

После встречи в больничной палате с Вероникой настроение испортилось еще больше. Сестра помимо физической боли испытывала еще и боль душевную. Говорила мало, все больше смотрела в потолок, находясь в некой сложной депрессии, выходить из которой не желала. Делиться своими печалями ни с кем не хотела, срывалась на тихий плач и отворачивалась к стенке, явно стыдясь перед близкими людьми за свои, одной ей известные грехи.

— Что будем делать, дядя Гена? Пропадает баба… — спросил его Арсений, когда они вышли на улицу.

— Есть одна идея, — ответил дядя Гена, — уже думали. Сегодня вечером по этому поводу Будякин в гости придет — посидим втроем с Самцом, потолкуем. Не паникуй, все наладится.

Арсений подвез дядю Гену до метро, а сам поспешил на встречу с майором Рюмкиным, чья фамилия показалась ему отдаленно знакомой. Майор Рюмкин оказался тем самым капитаном, которого несколько лет назад привезли в госпиталь МВД с пулевым ранением в ногу. Пулю хирурги достали, но через несколько дней дал о себе знать задетый нерв, и Рюмкина, испытывающего теперь нестерпимые жгучие боли в конечности, перевели в неврологию, где в ту пору Арсений начинал свою трудовую врачебную биографию. Вел Рюмкина другой врач, но Арсений запомнил больного, как две капли похожего на любимого артиста Александра Баширова из культового фильма «Асса». Врачам отделения удалось без повторного хирургического вмешательства поставить больного на ноги, и через три недели он уже выполнял свой долг на улицах и в подворотнях центра Москвы, слегка прихрамывая на правую ногу.

— Как нога? — поздоровавшись с Рюмкиным, спросил Арсений.

— Да так, ноет иногда на погоду, — ответил майор, предварительно поинтересовавшись, откуда Арсений знает о его ранении.

Арсений напомнил ему о лечении.

— Ясно. Так в чем проблемы? — спросил майор и, выслушав опасения Арсения, заметил: — Нормальная реакция законопослушного гражданина. Насчет пальцев-то чего волнуешься?

— Да так, неприятно, что я теперь у милиции как на ладони.

— Кто, говоришь, у тебя следователь?

— Иванченков.

— Это опер.

— Рюмкин снял телефонную трубку и вызвал подчиненного к себе.

— Наш человек, — указав на Арсения, сказал майор оперу, когда тот прибыл, — лепила бывший из госпиталя нашего. Меня как-то на ноги поднимал. Можешь идти работать… А отпечатки твои, — обратился Рюмкин к Арсению, — я вытащу, если они еще в картотеку ЗИЦ не ушли. Вот мой телефон. — Майор на клочке бумажки записал номер и протянул бывшему подозреваемому: — Звони, если что.

Что такое ЗИЦ и можно ли стопудово доверять майору, Арсений не знал, но от сердца все равно отлегло. Хотелось верить, что отпечатки майор вытащит. В жизни всякое бывает, мало ли где еще наследить придется… В то время в милиции творился полный беспредел, многие занимались крышеванием, зарабатыванием денег на стороне, в кадрах была ужасная текучка, и Арсений утвердил себя в мысли, что раз причастности к содеянному он не имеет, то и на кой черт конторе его пальцы. Есть более важные, приносящие доход листы. В отделении бумажек миллион, а сейф один — чего зазря его захламлять…

Милиционеров Арсений не любил. Одно дело лечить, когда они тихо, без погон, немощные лежат в своих люльках. Или пить с ними водку — это еще куда ни шло. А вот когда они здоровы, полны злости и видят во всех людях преступников — тут уж мил не будешь. Поэтому на всякий случай Арсений внес номер майора в память своего телефона и покинул отделение с надеждой больше сюда не попадать.

…Как впоследствии и произошло, новая работа оказалась такой, что поневоле контактировать с органами пришлось еще не раз. Буквально через неделю в пять утра в квартиру Арсения позвонили. Двое крепких мужичков в штатском, сунув ему под нос какое-то удостоверение с гербом, вошли на кухню, уселись на табуретки и предъявили для опознания три бумаги. Одна из них была ксерокопией сметы Арсения с оторванным сверху адресом заказчика, вторая — цирковой плакат, на котором злоумышленник был изображен на фоне леопардов с большим удавом в обнимку, на третьей фотографии злодей размахивал флагом на каком-то митинге в поддержку компартии. Сыщиков интересовал адрес, по которому выполнялись работы.

Казенные люди очень нервничали и просили хоть что-нибудь вспомнить по смете о заказчике. Они даже раскрыли свои карты, сказав Арсению, что злодей, изображенный на фото, на совместной пьянке украл у них табельный ствол и теперь разгуливает с ним по городу. Как Арсений ни напрягал мозги, вспомнить адрес он не мог: квартира была стандартная, каких было уже переделано большое количество. Самого же злодея, который очень напоминал Алешу Воробьева, Арсений, обладающий хорошей памятью на лица, не помнил, хоть убей.

Посетители в расстроенных чувствах оставили ксерокопию сметы, свою визитку и очень попросили позвонить, если Арсений вдруг чего вспомнит.

Семью программиста, окончательно проснувшись, он вспомнил через пару часов. Сдавать ее Арсений не стал по многим причинам. Люди они были замечательные: красавица хозяйка кормила его вкусными бутербродами, детишки помогали таскать цемент на восьмой этаж, когда сломался лифт, и рассчитались заказчики по совести. Пусть менты сами свою работу делают. Нечего людей будить в пять утра. А как смета попала к злодею, было не суть важно, наверно случайно, да и не верилось, что между такими прекрасными людьми и злодеем из цирка существует какая-то криминальная связь.

По какому-то случайному стечению обстоятельств в том же районе, подконтрольном пятидесятому отделению милиции, пострадал Коля Йогнутый. В пятницу вечером, когда бригада уже собралась расходиться с планового собрания на его квартире, явился весь трясущийся от страха и негодования Коля и рассказал о том, что несколько часов назад его чуть не убили люди в масках. Но самым обидным и несправедливым было то, что они забрали у него любимую немецкую отвертку из набора инструментов, подаренного ему на день рождения Маратом Васильевичем. Когда наконец потерпевший мог адекватно отвечать на вопросы, он рассказал следующее. В одной из квартир Коля под тихую музыку Бона Джови устанавливал унитаз, хозяйка на кухне готовила ужин для своей семьи, и ничто не предвещало беды. Раздался звонок в дверь. Дама пошла открывать. Потом послышалась какая-то подозрительная возня, шум падающего тела, на который Коля и вышел из туалета, чтобы посмотреть, что случилось, и предложить в случае надобности свою помощь. В комнате ему быстро приставили к голове пистолет с глушителем, поинтересовались, кто таков, забрали любимую отвертку и вместе с хозяйкой приковали наручниками к батарее.

Через два часа пришел хозяин, потом приехала следственная группа во главе с Рюмкиным, и через некоторое время Колю отпустили. Но уходить он никуда не собирался. Он настолько допек оперов просьбой быстрее найти его отвертку, что те даже помогли ему установить унитаз и, применив силу, подвезли на воронке к ближайшей станции метро, лишь бы поскорей от него избавиться. Хорошо, что хоть Бона Джови не украли, а то Коля, по его словам, заночевал бы прямо у них в отделении.