монстра. Всё, что смогли отыскать, это какая-то картинка из детской сказки, да и сходство было весьма поверхностным. Я решил не включать это микроисследование в отчёт, а ограничился лишь последними событиями. Сохранить, отправить, а вот и утро.

По пробуждению я как-то сразу пришёл к мнению, что хочу позавтракать в соседней псевдофранцузской забегаловке. Почистив зубы, я оделся и спустился вниз. Уже направляясь к выходу, я услышал шум из музея. Разумеется, я не мог его игнорировать и ворвался внутрь, как бравый страж порядка. Никого не убивали, никого не придавило, не взрыв, не ограбление. Просто трое грузчиков притащили огромный контейнер, и теперь они и Роули пытаются найти под него место.

– О, Том. Смотри, какой огромный экспонат. Ни у кого такого нет.

– А что там, Мистер Роули?

– Пока сюрприз. Через пару дней я выставлю его на обозрение публики.

– Хотя бы намекните.

– Скажем так, это… – он почесал щетину на подбородке, – Ещё более редкий зверь, нежели тот, что похож на медведя.

– Как, кстати, называется тот медведь?

Он выдал какое-то странное слово, напомнившее мне рассказы о языке Зулусов. Я бы не смог это воспроизвести, но я выразил удивление своим лицом. Про себя же подумал, что Роули затеял какую-то очередную таксидермическую аферу с несуществующими животными, сделанными из обезьяны и верблюда. Я оставил его, командующего тремя гастарбайтерами из Восточной Европы, и отправился за кофе и парочкой круассанов.

Я сидел в кафе, дышал не-музейным воздухом, полным ароматов теста, масла, сладких добавок и свежего кофе, конечно же. В том числе, очень ароматным был и мой заказ. Кофе там был не то чтоб превосходный, но именно такой, как ждёшь. В любом случае, лучше, чем та жижа, что готовлю я. За трапезой я пролистывал поисковики на тему различных мифических существ, похожих на медведя, и именно в тот момент посыпались сообщения от полицейского. Первое, что ему удалось раскопать – это название конторы, устанавливавшей телефон в апартаменты Роули. Парень сгонял к ним в офис и выяснил, что телефония и правда замкнутая, и есть два аппарата внутри здания. Беда в том, что мастер, выполнявший заказ, уехал из города и перестал выходить на связь. Вторая новость была не менее важной – Бернард Роули развёлся со своей благоверной по причине измены с её стороны, результатом которой и стал их сын – Теодор Роули. Брачный контракт позволил ему оставить её на улице с голой задницей, а вот ребёнок, как выяснилось, был слабоват здоровьем, да так и закончился на нервах от разрыва в семье. Для Роули были прописаны какие-то жёсткие успокоительные, так что по ночам он должен был спать мёртвым сном, а его Агнесс исчезла в неизвестном направлении. На основании данной информации, мне, определённо, требовалось получить доступ в комнату Бернарда, ведь не было сомнений, что в доме есть кто-то ещё, и этот кто-то порой звонит. Разумеется, я планировал сделать это, не выходя из образа.

Мы с моим другом из полиции договорились, что он выманит Роули из здания под каким-нибудь отвратительным предлогом, типа нужно проверить показания, нужно сравнить показания, нужно подписать показания. Все эти важные вещи. Он выманивает, а я пробираюсь в его спальню. План был такой. Разумеется, всё усложнилось тем, что у Роули не было средств связи, кроме таинственного телефона, так что моему другу пришлось приехать в музей и убедить Роули в срочности неких дел в полиции. На тот момент, я уже находился у себя в комнате и изображал спящего, не подав ни малейшего виду. На всякий случай, я даже залез под одеяло, и, клянусь, Роули заходил ко мне, так что всё было не зря. Его пыхтение я не спутаю ни с кем, и ни с чем. Так я лежал. лежал и слушал: перебранку с полицейским, нарочито громкие шаги, грохот ключей, ругань, оправдания полицейского, мощный хлопок входной дверью, крики с улицы и шум мотора. Я не знал, сколько у меня было времени, я не знал, что придумал полицейский, но нужно было действовать.

Третий этаж пах всё теми же травами, но будто бы сильнее. Как бы то ни было, я не видел дыма, и наблюдал нигде приспособлений для курения благовоний, как было у меня во сне. Да хотя бы пепельница где стояла – так нет же. Роули прикрыл дверь в свою спальню, благо, не заперев на замок. Также, была приоткрыта дверь одного из тех помещений, к коим я не получил доступ в первую вылазку. Я попытался проникнуть, но дверь была чем-то припёрта с другой стороны, и образовавшуюся брешь я наблюдал лишь стену, увешанную фотографиями. Подсветив фонариком, я увидел, что это семья Роули. Ещё молодой Бернард, чьё лицо не истрёпано психологическими проблемами и испортившимся в конец характером. Его жена, похожая на стереотипную жительницу британских островов, являющуюся чьим-то пятым рыжим ребёнком, обладающая заострённым носом и немного раскосыми глазами. И их сынишка, очень взросло смотревший на меня, находясь между родителями, который внезапно оказался явным мулатом. Разумеется, я слышал про то, что цвет кожи может передаваться и через поколения, но я вспомнил историю и финал этой семьи, услышанные от полицейского, и сомнений осталось несколько меньше. Их должно было остаться ещё меньше и, для того, я отправился в комнату с телефоном, где особо ничего не изменилось, за исключением появления каких-то бумаг на столе. Было похоже, что это накладные на поставку того груза, что привезли в музей, но некоторые места являлись явной тарабарщиной. Вот передо мной был шкаф. Всё те же борозды на полу, да вроде и пара новых появилось. Я напрягся и задался вопросом – кто и как двигал тот шкаф? Он весил в разы больше, чем он выглядел. Уж не знаю, дело было в книгах, или во мне, но мне хватило сил, чтоб сдвинуть его ровно на моё боковое прохождение с полным выдохом, а ведь его отодвигали где-то на полметра. Страдания были вознаграждены и позади я увидел винтовую лестницу, которая проходила через весь дом куда-то в глубины. По канону жанра, лестница должна быть прокуренным лёгким монстра, коим являются подобные дома, но она блестела чистотой. По ней прям хотелось ходить. Хотелось бы, если б не удушающая вонь, идущая из недр. Из желудка, я полагаю. Меня радовало только то, что запах не был трупным. Прикрывая рот одеждой и стараясь не отключиться, я начал спуск туда, где текла заветная тихая вода.

Там на дне было немыслимо