самолетом выставить одновременно 100 Хе-177 не получалось. Также объемы ангаров, топливохранилищ и складов боеприпасов, ранее использовавшихся для Ю-88, совершенно не подходили для монструозных «Хейнкелей». Первой задачей «грифов» стал удар по железнодорожному узлу в Великих Луках. В крупнейшем налете участвовали 87 Хе-177 группами примерно по 30 машин. Командование Люфтваффе с большим опозданием осознало перспективы ударов стратегической авиации по тылам Советского Союза. Однако этим амбициозным планам не суждено было воплотиться в жизнь, и вскоре Хе-177 использовались для ударов по совсем другим целям.

Бомбардировщики Хе-177 на аэродроме под Кенигсбергом.

Одним из ключевых вопросов для находящейся в обороне группы армий «Центр» являлось определение вероятных планов противника, т. е. противостоящих ей советских фронтов. Это всегда было непростой задачей, и многие военные катастрофы Второй мировой войны объясняются неверным определением планов противника. В случае с группой армий «Центр» на оценку планов советской стороны накладывал отпечаток опыт прошлого в лице в целом успешных для немцев боев октября 1943 г. — марта 1944 г. То есть оценка масштабов угрозы сопоставлялась с оценками сил противника в уже успешно завершившихся оборонительных боях.

В немецкой историографии прочно закрепилось мнение, что оценка планов Красной армии на лето 1944 г. исходила от Верховного командования и фюрера. Курт фон Типпельскирх писал:

«В Генеральном штабе сухопутных сил у Гитлера настолько глубоко укоренилось — чему в немалой степени содействовала категорическая точка зрения Моделя, возглавлявшего фронт в Галиции, — предвзятое мнение о наибольшей вероятности русского наступления на фронте группы армий «Северная Украина», что отказаться от него они уже не могли. Разумеется, развертывание русских сил перед фронтом группы армий «Центр» нельзя было отрицать, однако ему в оценке русских планов приписывалась лишь подчиненная роль»[211].

Написавшего свое исследование в начале «холодной войны» Типпельскирха возможно было бы упрекнуть в лукавстве и самооправдании. Однако имеются многочисленные свидетельства того, что германское Верховное командование действительно недооценивало возможность крупного советского наступления в Белоруссии.

На инструктивном совещании командующих армиями Восточного фронта в мае 1944 г. начальник штаба Верховного командования Вооруженных сил Германии Кейтель, характеризуя стратегическую обстановку, указывал:

«…На Восточном фронте положение стабилизировалось. Можно быть спокойным, так как русские не скоро могут начать наступление. Исходя из данных о перегруппировке сил противника и общего военного и политического положения, надо считать, что русские, вероятно, свои главные силы сконцентрируют на южном участке фронта. Они теперь не в состоянии одновременно вести бои на нескольких главных направлениях…»[212].

В ставшем советским трофеем документе «Бюллетень оценок положения противника на Восточном фронте» от 13 июня 1944 г. указывается, что готовящиеся наступательные действия советских войск «против группы армий… «Центр» имеют цель завести в заблуждение германское командование относительно направления главного удара и оттянуть резервы из района между Карпатами и Ковелем»[213].

Комендант Могилева генерал фон Эрдмансдорф, имевший возможность самолично услышать мнение Верховного командования незадолго до начала операции «Багратион», сообщил на допросе в советском плену по горячим следам событий буквально следующее:

«Мы ожидали удара на Львов и Румынию, и притом позднее. Это было мнение фельдмаршала Кейтеля, высказанное им 19 июня на сборах в Зондгофене. Он вообще, кажется, не считался с возможностью мощного наступления на центральном участке и допускал разве только частные наступления с целью сковать наши силы»[214].

Однако было бы ошибкой сужать круг лиц, отстаивавших мнение об ударе из района Ковеля к Балтийскому морю лишь Геленом, Моделем, Кейтелем и Верховным командованием в целом. Данное мнение было распространено гораздо шире, чем может показаться, и это получило свое отражение в сохранившихся документах. 21 апреля 1944 г. командующий ГА «Центр» фельдмаршал Буш посетил штаб 3-й танковой армии. В ходе обсуждения текущей ситуации им было высказано вполне однозначное мнение о планах Красной армии на летнюю кампанию:

«В настоящий момент не существует ясности относительно планов русских операций в целом. В районе Ковеля в настоящее время противник развертывает крупные силы. Можно предположить, что русское командование планирует обрушить фронт ГА «Центр» ударом через Брест и Варшаву в направлении Кенигсберга и Данцига. Первым этапом этой операции станет выход на линию Лемберг [Львов. — А.И.] — Люблин — Брест, вторым — продолжение наступления к Балтийскому морю. Еще неясно, насколько ожидаемые русские атаки в полосе ГА «Север» будут согласованы с этим наступлением. В любом случае на основе событий этой зимы русское командование будет ставить очень масштабные цели на участках других групп армий»[215].

Генерал Рейнгардт в этом отношении был вполне согласен с Бушем. Он также достаточно скептически относился к мысли о крупном советском наступлении с решительными целями:

«Наличие у русских намерения захватить Витебск атакой в полосе 3-й ТА представляется командующему сомнительным. Противник может достичь той же цели операцией из района Ковеля и в полосе 16-й армии. По мнению командования танковой армии, противник будет сковывать наши крупные силы на выдающемся далеко на восток участке фронта, чтобы не допустить переброску дивизий на угрожаемые участки»[216].

Рейнгардт и Буш отнюдь не были одиноки в этом мнении. Командир 260-й пехотной дивизии генерал Кляммт свидетельствовал:

«Точка зрения высшего командования, т. е. от армии и выше, определялась при этом мнением, что главный удар будет нанесен русскими в район южных групп армий, т. е. у Ковеля и южнее»[217].

Подчеркнем — «от армии и выше». То есть такая оценка обстановки не ограничивалась ближайшим окружением Гитлера и его любимчиком Моделем. Действительно, после неудач Красной армии зимой 1943/44 г. на Западном направлении логично было бы предположить перенос усилий советских войск на другие направления. Как было уже сказано выше, такие идеи на начальных стадиях планирования «Багратиона» имелись и такие предположения не были сами по себе неразумными.

Опять же, для советско-германского фронта были достаточно характерны крупномасштабные операции с решительными целями. И германская операция по окружению Юго-Западного фронта под Киевом в сентябре 1941 г., и советские операции «Уран» и «Малый Сатурн» разворачивались на огромных пространствах и преследовали самые решительные цели. На их фоне идея отсечь от Германии сразу две группы армий («Север» и «Центр») не выглядела такой уж невероятной и сумасбродной. Логичным же действием на белорусском «балконе» для Красной армии было как минимум сковывание немецких сил наступлениями локального значения.

Сообразно оценке советских планов основная масса ценных подвижных соединений Восточного фронта была сконцентрирована в группе армий «Северная Украина». Здесь находилось семь танковых дивизий, две танко-гренадерские дивизии и аж четыре батальона тяжелых