Когда я только решил тренировать память, перспектива освоения всех этих изощренных приемов меня пугала. Но мы с Андерсом Эрикссоном заключили договор. Я предоставлю Эрикссону подробные описания всех моих тренировок, и он сможет использовать их для своих исследований. Взамен его аспиранты Трес и Кэти проанализируют эти записи, чтобы определить, каким образом мне стоит улучшать свои результаты. После чемпионата по запоминанию я пообещал вернуться в Таллахасси на пару дней для финального тестирования, и тогда они смогли бы написать обо всем этом статью.

Процесс приобретения навыков в самых разных областях Эрикссон изучил с множества разнообразных точек зрения, и если еще и оставались какие-нибудь секреты в том, как стать экспертом, раскрыть их мог бы не кто иной, как он. Я уже знал из частых разговоров с ним и из его книг и статей — а я прочитал практически все его работы, — что он обнаружил, что существует общий для всех сфер деятельности набор методов, которые искусные профессионалы обычно применяют, стремясь стать мастерами своего дела. Это общие принципы обретения навыков и опыта. И эти принципы могли бы стать моим секретным оружием.

На протяжении тех месяцев, что я провел в родительском подвале, корпя над ЧДП, Эрикссон следил за моими достижениями. Я держал его в курсе малейших изменений в моем восприятии предстоящего чемпионата, к которому, как я заметил, я относился уже не с невинным любопытством, а с ревностным азартом. Когда я топтался на месте, я звонил Эрикссону за советом, и он непременно высылал мне какую-нибудь статью, которая, он обещал, должна была помочь мне найти причину моих неудач. Спустя пару месяцев после начала тренировок моя память перестала улучшаться. Сколько бы я ни практиковался, я не мог увеличить скорость запоминания колоды карт. Я застрял и не мог понять почему.

— В том, что касается карт, я не могу сдвинуться с мертвой точки, — пожаловался я.

— Я бы посоветовал обратиться к литературе по быстрому набору текста, — ответил Эрикссон.

Когда люди только начинают пользоваться клавиатурой, они очень быстро переходят от неуклюжего тыканья одним пальцем к осторожному печатанию двумя руками, пока наконец пальцы не начинают так легко летать с одной клавиши на другую, что этот процесс становится совершенно подсознательным и пальцы начинают как бы думать сами за себя. Именно в этой точке навыки печатания перестают развиваться. Они достигают стадии, где видимого прогресса не происходит. Если задуматься, это очень странный феномен. Ведь нам всегда говорили, что, упражняясь, мы можем отработать свои умения до совершенства, и многие люди проводят по нескольку часов в день за клавиатурой, развивая свое умение быстро печатать. Так почему же они не печатают все лучше и лучше?

В 1960-х года психологи Пол Фитс и Майкл Поснер попытались ответить на этот вопрос путем подробного описания всех трех стадий, которые проходит каждый, кто приобретает новый навык. На первой, «когнитивной стадии» мы осмысливаем задание и пытаемся выработать новые стратегии, чтобы эффективнее его выполнить. На второй стадии, «ассоциативной», мы меньше концентрируемся на своих действиях, совершаем уже меньше серьезных ошибок и в общем повышаем собственную эффективность. Наконец мы достигаем того, что Фитс зовет «автоматической стадией», когда мы полагаем, что уже набили руку, и действуем практически машинально. На автоматической стадии мы теряем способность сознательно контролировать то, что делаем. И чаще всего это хорошо: одной заботой для мозга меньше. На самом деле автоматическая стадия, похоже, стоит в ряду с теми полезными способностями, которые изобрела для нас эволюция. Чем меньше мы сосредотачиваемся на своих ежедневных, рутинных действиях, тем больше мы можем сконцентрироваться на вещах, которые по-настоящему важны, и на вещах, с которыми мы еще не сталкивались. Так, как только мы овладели навыками быстрого печатания, мы убираем их подальше в картотечный шкафчик нашего мозга и больше не обращаем на них внимания.

Функциональная магнитно-резонансная томография дает возможность проследить за изменениями в мозгу людей, осваивающих новые навыки. По мере того как эти навыки доводятся до автоматизма, части мозга, отвечающие за сознательную деятельность, отключаются, а другие части, наоборот, становятся более активными. Можно назвать это «точкой окей» — той самой точкой, в которой мы решаем, что, дескать, все окей, мы это можем, — а потом включаем автопилот и перестаем развиваться.

Что бы мы ни делали, мы в большинстве случаев достигаем «точки окей». Мы учимся управлять машиной в подростковом возрасте, а когда понимаем, что водим уже настолько хорошо, что нам не угрожают ни аварии, ни штрафы, уровень водительского мастерства возрастает у нас лишь незначительно. Мой отец играл в гольф на протяжении 40 лет, и он до сих пор — знаю, ему будет неприятно это читать — никудышный игрок. За 40 лет он не продвинулся ни на йоту. Как же так? Он достиг «точки окей».

Психологи полагали, что «точка окей» отмечает верхнюю границу наших природных способностей. Фрэнсис Гальтон в книге «Наследственность таланта. Законы и последствия», написанной им в 1869 г., утверждал, что человек может улучшать свои физические и интеллектуальные способности до определенного предела, стены, которую он «не сможет преодолеть даже с помощью дальнейшего образования и совершенствования». Согласно этому взгляду, лучшее, что мы можем, — это лучшее, на что мы способны.

Но Эрикссон и его товарищи все чаще убеждались, что, если приложить достаточно усилий, развитие, скорее всего, будет идти иначе. Они были уверены, что непреодолимая «стена» Гальтона — это не верхняя точка наших природных способностей, а просто то, что мы находим приемлемым уровнем исполнения.

Выдающиеся профессионалы отличаются от всех остальных тем, что в работе им, как правило, свойственна целеустремленность и высокая степень сосредоточенности. Эрикссон определил это как «осмысленная практика». Изучив лучших из лучших во многих сферах деятельности, он открыл, что наиболее успешные специалисты следовали одним и тем же путем развития. Они вырабатывали стратегию, которая позволяла им сознательно избегать автоматической стадии, и совершенствовались, следуя трем принципам: концентрация на технике, ориентация на цель и получение стабильной и немедленной реакции на свои действия. Другими словами, они заставляли себя оставаться в «когнитивной фазе».

Например, в то время как музыканты-любители в основном упражняются, просто играя разные пьесы, профессионалы чаще всего выполняют специальные упражнения или же сосредотачиваются на специфических трудных местах произведений. Лучшие фигуристы оттачивают прыжки, которые даются им хуже других, тогда как начинающие налегают на прыжки, которые они выполняют как нельзя лучше[139]. «Осмысленная практика» — это трудно.

Если вы хотите достичь в чем-то совершенства, важно не то, сколько времени вы уделяете тренировкам, а как вы его проводите. Срок работы в большинстве изученных областей деятельности — от шахмат до игры на скрипке и баскетбола — лишь слабо связан с уровнем профессионализма. Мой отец, может, и полагает, что загонять мяч в металлические лунки в подвале — это хорошая практика, но пока он не начнет сознательно ставить перед собой труднодостижимые цели и следить за своими показателями — изучать, анализировать, продумывать, — он никогда значительно не улучшит своих результатов. Обычной тренировки попросту недостаточно. Чтобы повысить свой уровень, нам нужно совершать ошибки и учиться на них.