И длинное мгновение завершилось, движение вернулось в Мир, и Лика птицей сапсаном ринулась к земле.

«Сапсан»?» – что-то опять шевельнулось в ее душе, слабое, как тень тени.

Стремительный полет сквозь прозрачный воздух; теплый воздух летнего дня, и морозный воздух северной зимы, прохладный, наполненный золотым сиянием воздух осени, и сладкий воздух весны. Она летела сквозь день и ночь, сквозь грозы и мелкий дождь, под ней и перед ней, как видения ночных грез, открывались понятные и непонятные картины жизни, прошлой и настоящей, и, возможно, предвосхищение будущего тоже имело место быть. Вот только для нее, маленькой девочки Лики, затерянной и потерянной в этом странном и страшно сложном мире-лабиринте, многое, если не все, было непонятно и вызывало интерес ровно на то время, пока ее неустойчивое внимание было направлено на объект интереса.

В конце концов затянувшаяся прогулка «нигде и везде» утомила ее, хотя слово «утомила» и не вполне верно отражало ее нынешнее состояние. Лика утолила свое любопытство, которое то вспыхивало ярко, освещая все вокруг ослепительным светом страстного желания знать, то угасало, как гаснут угли в печке, превращаясь в черные невзрачные камешки. Она пресытилась впечатлениями и захотела назад, туда, где у нее было тело и где ей еще предстояло что-то сделать. Что-то важное, обязательное, неотменимое. Она не знала, что именно, как не знала и того, откуда вообще взялась эта уверенность, но дело было сделано. Она захотела назад и, как по мановению волшебной палочки – как в сказке! Ну это ведь и была сказка, не правда ли? – снова оказалась в знакомом коридоре. Ощущение было такое, как будто она бежала изо всех сил куда-то или откуда-то, бежала, не замечая ничего вокруг, а потом вдруг взяла и остановилась. И, «здрасьте вам», оказывается, она уже стоит в том самом коридоре.

Лика остановилась и окинула коридор любопытствующим взглядом.

«Куда теперь?» – спросила она себя.

«Куда угодно», – ответила она себе.

А коридор… Коридор уходил вдаль. Было совершенно очевидно, что он невероятно длинный.

«Разве так может быть? – удивилась она, осознав этот факт. – Там же в конце должен быть туалет, мне кажется».

Но туалета на месте не оказалось. Не было в торце коридора белой с потрескавшейся краской двери, на которой была укреплена овальная «штучка» с золотым писающим мальчиком на черном фоне. Не было и самого торца. Но был коридор и двери по обеим его сторонам.

Теперь здесь было много дверей, много больше, чем раньше, – или она просто не замечала этого раньше, или коридор на самом деле изменился за время ее отсутствия.

«Нет, – решила Лика. – Тут что-то не так».

В этом коридоре не могло быть столько дверей, их просто не должно было быть так много, потому что у тети Люси не было столько соседей. Лика вспомнила их всех, но их никак не могло набраться достаточно, чтобы заселить все эти комнаты. И еще. Лика вдруг поняла, что двери были разными и по-разному себя «вели». Знакомые и незнакомые, никакие и отвратительно чужие, приглашающие и воспрещающие, даже отталкивающие – эти двери были чем-то большим, чем входом и выходом.

«Это все неспроста, – сказала она себе. – Дверь это же дверь и есть. И я ведь решила уже, что могу идти куда захочу. Зачем же они меня пугают?»

Лика топнула ножкой и сделала «назло».

«Назло маме отрежу уши», – орал в окно соседский мальчик Лева, ну вот и она сейчас «отрежет уши».

Лика быстро подошла к одной из дверей, как раз такой, которая пугала ее, кажется, больше других – дверь была обтянута красивой матовой кожей, – и с силой толкнула ее внутрь. Та легко поддалась, и напрягшаяся Лика одним махом влетела вслед за открывающейся дверью в какое-то наполненное ярким солнечным светом пространство, сделала по инерции несколько быстрых шагов, споткнулась обо что-то и с воплем рухнула лицом вниз. Хорошо еще, что она успела выставить вперед руки, а то разбила бы нос, а так ничего, только ее ладони больно ударились об пол, а, кроме того, здесь было грязно, и она угодила руками во что-то липкое.

«Что такое не везет, и как с ним бороться», – расстроенно подумала Лика и начала вставать с пола. В ликующем солнечном свете, изливавшемся откуда-то справа, по-видимому, из больших окон («Ну, они должны быть очень большими, я думаю»), она увидела прямо перед собой пол, небольшие плитки черного и алого мрамора, выложенные в шахматном порядке, и то, во что угодили ее ладони. Плиты пола были залиты какой-то густой бурой жидкостью, а еще в поле ее зрения попала чья-то рука, сжимавшая длинное черное древко. Еще не осознавшая увиденного, но уже ошеломленная, Лика проследила древко до конца. Там был очень странный наконечник, выкованный из черного железа: длинное и тонкое острие, похожее на иглу, и широкий полумесяц, обращенный рогами вверх, у его основания.

«Похоже на бургундский корсек, – подумала Лика. – А что такое корсек? Или правильнее корсеск?»

Лика недоуменно посмотрела дальше. Копье («Ну да! Корсек это ведь род копья!») сжимала мертвая рука, принадлежащая лежавшему навзничь человеку в каком-то пестром и сложном наряде. Лике пришлось приподняться, чтобы увидеть, что череп его развален пополам и по ту сторону тела натекла уже большая лужа вроде той, в которую вляпалась она. Только там были еще какие-то белые ошметки… «Мозговая ткань?»

«Ну ничего себе! – удивилась Лика. – Это кино для взрослых!»

Это и в самом деле было кино для взрослых. Когда Лика встала на ноги, перед ней открылась страшная картина. Широкий и длинный коридор, по одну сторону которого шли высокие и достаточно широкие стрельчатые окна, а по другую стояли беломраморные статуи и висели гобелены, был усеян мертвыми телами. Почему-то Лика ни на секунду не усомнилась в том, что все эти люди мертвы.

«Я сейчас заору», – отстраненно подумала она, но не закричала и даже не заплакала. Секунду она стояла на месте, рассматривая коридор. Сам по себе он был очень красивый («Как в сказке»), высокий и длинный, залитый ярким светом, в котором замечательно смотрелись все его чудеса: и статуи, и картины, и высокие бронзовые подставки для канделябров, и многое другое, что создавало атмосферу настоящего королевского дворца.

«Ну где-то так».

Но весь ужас заключался в том, что нигде – ни рядом с Ликой, ни вдалеке от нее – не наблюдалось никакого движения, ни единого признака жизни. Приглядевшись, она увидела, что многие мужчины облачены в кольчуги или кирасы и вооружены, но и они и те, кто вооружен не был, женщины например, все они были убиты. Зарублены, заколоты, зарезаны…

«Максимум час назад, – решила Лика. – Хотя если учитывать время свертываемости крови…»

«О чем это я?» – удивилась она и, выбросив из головы не поддающиеся пониманию мысли, отправилась искать кого-нибудь живого. Но живых, как она сразу поняла, здесь не было.

Она шла по коридору («Кажется, это называется лоджии, как в Эрмитаже, только здесь просторнее») и с любопытством рассматривала все вокруг. Вокруг нее действительно было много интересного, любопытного и поучительного.