Через четверть часа они вышли из машины на моле пирса 39, решив опробовать все туристические местечки города, выпить по стаканчику даже в Чайнатауне, если не помешает усталость. Артур знал огромный бар, куда весь вечер автобусами свозили иностранцев.

Лорен показалось вдруг, что она узнала Пола: он стоял, облокотившись на перила, поглощённый беседой с очаровательной длинноногой молодой женщиной.

— Это не ваш друг? — спросила Лорен Артура.

— Он самый, — ответил тот, отворачиваясь.

— Не хотите подойти и поздороваться? — спросила Лорен, нагоняя его.

— Нет, не станем им мешать, лучше пройдём здесь.

— Вы боитесь, что они увидят нас вместе?

— Ничего подобного, почему вы так подумали?

— Потому что у вас испуганный вид.

— Нет, уверяю вас. Просто он будет страшно ревновать, что я пришёл к вам. Идёмте, на Гирарделли-сквер есть старая кондитерская, набитая в этот вечерний час японцами.

На бульваре был в разгаре праздник. Каждый год рыбаки города радостно отмечали здесь начало сезона ловли крабов.

Огненный закат погас, в звёздном небе над заливом уже появилась луна. На кострах дымились огромные котлы с морской водой, полные ракообразных, которых раздавали прохожим. Лорен с насаждением полакомилась шестью громадными клешнями, очищенными для неё добрым рыбаком. Артур восторженно наблюдал за её весельем. Она запила эту походную трапезу тремя полными бокалами каберне «совиньон» из Наппа-Велли, облизала пальцы и повисла на рукаве у Артура с виноватым видом.

— Кажется, я испортила нам ужин, — сказала она — шоколад меня убьёт!

— По-моему, вы уже немного навеселе.

— Не исключено. То ли море штормит, то ли меня качает.

И то и другое. Продолжим прогулку. Он увёл её подальше от толпы и усадил на скамейку, освещённую одиноким старинным фонарём. Лорен положила руку Артуру на колено и набрала в лёгкие свежего вечернего воздуха.

— Вы ведь явились ко мне сегодня утром не только для того, чтобы сказать спасибо?

— Я пришёл повидать вас, потому что мне вас не хватало. Не могу вам этого объяснить.

— Нельзя говорить такие вещи.

— Почему? Эти слова вас пугают?

— Мой отец тоже говорил приятные слова моей матери, когда хотел её соблазнить.

— Но вы — не она.

— Нет, у меня есть профессия, у меня карьера, цель, к которой я стремлюсь, и ничто не стоит между ней и мной, я свободна.

— Знаю, поэтому и…

— Что? — перебила она его.

— Ничего. Думаю, что смысл жизни придаёт не только то, к чему стремишься, но и то, каким способом этого добиваешься.

— Так говорила ваша мать?

— Нет, это моё собственное мнение.

— Зачем тогда вы расстались с женщиной, по которой теперь тоскуете? Подумаешь, не сошлись характерами!

— Можно сказать, что мы прошли очень близко друг от друга. Я был всего лишь арендатором счастья, и она не продлила со мной арендный договор.

— Кто с кем порвал?

— Она меня оставила, а я позволил ей уйти.

— Почему вы не боролись?

— Потому что борьба наделала бы бед. Это был вопрос, на который отвечал ум сердца. Поспособствовать счастью другого в ущерб собственному — чем не объяснение?

— Вы до сих пор не выздоровели.

— Я не был болен!

— Я похожа на ту женщину?

— Вы её на несколько месяцев старше.

Лавочник на другой стороне улицы закрывал в свой туристический магазинчик, заносил внутрь вертушки с почтовыми открытками.

— Надо было купить открытку, — посетовал Артур. — Я бы написал вам несколько слов, вы бы её получили.

— Вы вправду верите, что можно всю жизнь любить одного и того же человека? — спросила Лорен.

— Я никогда не боялся повседневности, привычка — не неизбежность. Можно каждый день заново изобретать роскошь и банальность, излишество и обыденность. Я верю в крепнущую страсть, в память чувства. Простите, во всём виновата моя мать, она напичкала меня любовными идеалами. У меня очень высокая планка.

— Для другого?

— Нет, для себя самого. Я старомоден, правда?

— В старомодности есть своя прелесть.

— Я постарался сохранить частицу детства.

Лорен подняла голову и заглянула Артуру в глаза.

Их лица незаметно сблизились.

— Мне хочется тебя поцеловать, — сознался Артур.

Зачем спрашивать, вместо того чтобы делать? — отозвалась Лорен.

— Я же говорил, что чудовищно старомоден.

Нa витрине магазинчика с лязгом опускались жалюзи. Завыла сирена. Артур встрепенулся, не выпуская руку Лорен, и рывком поднялся.

— Мне пора!

Выражение лица его изменилось, Лорен узнала признаки боли.

— Тебе нехорошо?

Охранная сигнализация магазина выла все громче, от неё уже закладывало уши.

— Не могу объяснить, но мне надо уходить.

— Не знаю, куда ты пойдёшь, но я тебя провожу, — решила она, тоже вставая.

Артур обнял её, не отрывая от неё взгляда и не находя сил разжать объятия.

— Послушай, дорога каждая секунда. Всё, что я говорил, — чистая правда. Вспоминай меня, если сможешь, я тебя не забуду. Ещё одно мгновение с тобой, даже такое короткое, многого стоило.

Артур попятился от неё.

— Почему «ещё одно мгновение»? — спросила Лорен, охваченная страхом.

— В море теперь полно прекрасных крабов.

— Почему «ещё одно»? — крикнула Лорен.

— Каждая минута с тобой украдена у вечности. Ничто не сможет лишить меня её. Заставь двигаться мир, Лорен, твой мир.

Он отступил ещё на несколько шагов, потом бросился бежать со всех ног. Лорен выкрикнула его имя. Артур обернулся.

— Почему ты сказал: «Ещё одно мгновение с тобой»?

— Я знал, что ты существуешь. Я тебя люблю, но ты не беспокойся.

И Артур исчез в тени за углом улочки.

Железная решётка жалюзи медленно доползла до тротуара. Хозяин повернул ключ в коробочке на стене, и адская сирена смолкла. Внутри магазина начал мерно попискивать прибор централизованной системы охранной сигнализации.

* * *

Монитор в тёмной палате окружало зелёное сияние Электроэнцефалограф издавал пронзительный писк с регулярными интервалами. Бетти вошла в палату, зажгла, свет и бросилась к койке. Взглянула на ленту с цифрами, сходившую с маленького принтера, и тут же схватила телефонную трубку.