Я отвел его в сторону и в полголоса, чтобы не слышали другие, принялся серьезно внушать ему всю гибельность для дивизии и для всей армии подобных взглядов. Затем громко, в полный голос, передал об успехах волжцев и уральцев, пристыдил и приказал двинуть резервы в контратаку. Обошел ряды полка, произвел отличившихся ранее офицеров, наградил Георгиевскими крестами стрелков.

Кто был в боях, тот легко представит себе картину этого осеннего дня. Лес набит пехотой; солдаты лежат и сидят группами; многие жуют хлеб, иные переодевают портянки и сапоги. Здесь же, на полянке, батареи судорожно, спешно, но в то же время привычно-уверенно готовятся к работе. Деловитая суета и в ближайшем полковом тылу – разворачивается перевязочный пункт, выкладываются патроны из двуколок, дымят и раздражающе-вкусно пахнут ужином походные кухни. Все так заняты работой и необходимым простым делом, каждый старается гнать прочь мысль о предстоящем бое и о возможности близкой смерти. Только лица все как-то потемнели, глаза смотрят остро и внимательно, голоса стали глуше. В воздухе, несмотря на громкие звуки выстрелов и свист пуль, кажется зловеще-тихо, как перед грозой. И все следят, чутко, напряженно, за своими начальниками. Не потерял он присутствия духа, сохранил веру, до конца проявил свою волю – победа и успех обеспечены. Но если слабость скует его мозг, если поддастся он страху и проявит отчаяние, – горе и ужас тогда: дрогнут ряды, паника охватит всех, и стройные части обращаются в бестолковое стадо.

Через несколько минут заработала наша артиллерия. Полк выдвинулся из резерва, вправо рота за ротой перебежали скрыто рощей, развернулись и с криком «ура» кинулись в атаку…

К вечеру деревня Жидки была взята камцами.

За этот день отбили все контратаки красных и волжане, причем Ижевская дивизия вышла во фланг противнику и разгромила один советский полк.

Ижевцам пришлось вести бой на три фронта, их батареи стреляли во все стороны. Красные здесь усилились и старались разбить Волжский корпус, преградивший им кратчайший путь на Петропавловск.

Ночью мой автомобиль мчался на крайний левый фланг, где Уральский корпус должен был совершить решительный марш-маневр и ударить по тылам большевиков, отрезать их от путей отступления.

Темная сентябрьская ночь, полная ярких мерцающих звезд. Необозримые пространства сибирских степей тонут в ночных черных тенях, сливаясь с черным небом; тишина нарушается только свистом холодного осеннего ветра да равномерным стуком автомобильного мотора. Мы едем, я с адъютантом и ординарцами, кутаясь от ночного сырого холода и нервности от всех ощущений дня. Едем десятки верст черной молчаливой степью, без признаков жилья; пролетели давно уже те деревни, в которых вчера были уральцы.

– «С утра, батюшка, ушли, спозаранку поднялись и пошли войска-то», – объясняла нам испуганная молодуха-сибирячка в последней деревне и махнула рукой на северо-запад. На наш стук в окно она выскочила, сонная, в одной сорочке, накинув полушубок. Яркий свет автомобильных электрических фонарей освещал ее бледное милое лицо и широкие испуганные глаза, еще полные ночной неги и сновидений. И так ласково и грустно прозвучало сзади ее последнее приветствие:

– «Дай Бог вам, родимые…»

И снова бездонная пропасть ночи и бесконечные пространства степей. Вдруг вдали замерцали такие же далекие, как звезды, светящиеся точки костров. Все ближе и ярче, все больше их, целое море огней. Автомобиль наддал ходу. И скоро мы подъехали к бивакам двух дивизий Уральского корпуса. Они уже вышли на указанную конечную линию. Завтра с рассветом уральцы двинутся дальше и пересекут главный путь отступления красных. На этот раз успех был несомненен, все расчеты оправдались.

На следующий день, 3 сентября, красные кинулись назад, чтобы не попасть в окружение. Два дня шли тяжелые бои. Здесь были лучшие коммунистические дивизии, 26-я и 27-я; надо отдать справедливость, что эти восемнадцать русских красных полков проявили в сентябрьские дни 1919 года очень много напряжения, мужества и подвигов, которые в Императорской армии награждались Георгиевскими знаменами. Они бросались, ища выхода, в разные стороны, проявляя высокий дух и доблесть, и частью прорывались ночными боями почти из полного замкнутого кольца. А под деревней Чебачьей они нанесли даже сильное поражение нашей 7-й Уральской дивизии.

В то же время красное командование принимало срочные меры, чтобы ликвидировать наш успех и перевернуть ход операции снова в их пользу, вырвать у нас инициативу. Они начали сосредоточивать войска, повернув обратно на восток 5-ю и 35-ю советские дивизии, направленные было по железной дороге на южный фронт против генерала Деникина. Этот прямой первый результат успеха доставил нам большую радость и удовлетворение, так как мы помогли своим, облегчили их положение.

Сосредоточив в районе железной дороги сильную группу войск, большевики двинули ее на юго-восток, чтобы в свою очередь обойти фланг нашего Уральского корпуса и ударить в тыл моей армии. Движение их было очень быстрое; надвигалась для нас опасность не только потерять все результаты первого успеха, но снова попасть в прежнее положение обороны, прикрытия своего тыла и вечной опасности. Надо было принимать неотложные и быстрые меры. Я приказал Уральскому корпусу сделать полный поворот, на 180 градусов, усилил его Ижевской дивизией. Было решено произвести теперь удар с севера на юг, в левый фланг красных, двигавшихся нам в обход. К этому же времени подошел Сибирский казачий корпус генерала Иванова-Ринова, совершив свои передвижения в полной тайне и скрытности, и сосредоточился к югу от Петропавловского тракта, которым двигались главные силы большевиков.

9 сентября произошли жестокие бои в районе станицы Пресновской, причем нами был произведен согласованный удар – с севера уральцами, с юга – сибирскими казаками. Большевики, не ожидавшие этого удара, дрогнули и побежали, бросая пушки, пулеметы и обозы. Наша победа была полная.

Накануне ко мне в штаб приехал адмирал Колчак с некоторыми его министрами, генерал Нокс и огромная свита. Адмирал отправился на автомобиле к Уральскому корпусу и прибыл туда как раз в то время, когда наши части гнали красных, захватывая тысячи пленных. Всех охватила неописуемая радость и подъем духа; казалось, что наступил решительный перелом, что этот удар будет окончательным. Так оно и было бы, но при одном непременном условии – всеобщего напряжения всех сил на поддержку победоносной армии, для развития успеха.

Русское дело держало экзамен в эти дни сентября