– Он не первый и не последний, кому так не повезло. Очень многие потеряли близких от клыков какого-нибудь Злого. – И Камбия тоже из их числа, напомнила себе Фаун. – У него было восемнадцать лет, чтобы утешиться.

– Значит, – Фаун сделала глубокий вдох, – похоже, это ему не удалось, верно? Вы все пытались его утешить, и у вас было много времени. Может быть, теперь пришла очередь кого-то еще.

– Твоя очередь? – фыркнула Камбия.

– Похоже на то. Я вот что скажу: я не отняла у тебя ничего, что тебе принадлежало бы. Когда мы повстречались, у Дага не было другой нареченной, кроме смерти, насколько я могу судить. И если он лишился своей одержимости, так это хорошо!

Камбия выпрямилась, теперь все ее внимание было сосредоточено на Фаун. Такое ощущение не было особенно приятным, но по крайней мере Фаун удалось заставить свекровь перестать притворяться, будто ее вообще не существует.

– Вы оба упрямые, – продолжала Фаун. – Думаю, Даг унаследовал это от тебя, сказать по правде. Кто-то же должен проявить гибкость, прежде чем произойдет беда. – «Например, разобьются сердца». – Прошу тебя, не могла бы ты сделать так, чтобы Дагу не пришлось предстать перед советом лагеря? Добром это не кончится.

– Да – для тебя. – В голосе Камбии, как ни странно, прозвучало скорее равнодушие, чем злорадство.

Фаун подняла подбородок.

– Ты в самом деле веришь в то, что Даг согласится разорвать узы, если его загонят в угол? Что он нарушит слово? Странного же ты мнения о своем сыне, хоть и знаешь его так долго.

– Я думаю, что он в душе будет испытывать облегчение от того, что освободится от своей неуместной клятвы тебе, девушка. Конечно, он будет испытывать смущение и возмущаться – мужчины всегда так себя ведут, когда проштрафятся. Но в конечном счете он будет рад, что его спасли от последствий его ошибки, и еще более рад оттого, что ему не пришлось делать это самому.

Фаун закусила губу.

«Значит, ты думаешь, что твой сын не только лжец, но и трус?»

Вслух этого Фаун не сказала. Ее потрясло смутное ощущение правдоподобия в доводах Камбии.

«Я знаю его пол-лета... А она знает его всю его жизнь».

Фаун вцепилась в тесьму на своем левом запястье, чтобы почерпнуть в ней утешение и мужество.

– А что, если он выберет изгнание?

– Не выберет. Ни один Страж Озера такого не сделает. Он вспомнит, каков и в отношении кого его долг.

Даг всегда старался держаться как можно дальше от своей семьи, и Фаун начинала понимать почему. Люди все время покидают родительские семьи – для мужчины, Стража Озера, это так же обычно, как для крестьянской девушки. Иногда это прямой путь к тому, чтобы стать взрослым, как женитьба Дага на девушке из Лутлии; он явно не собирался возвращаться к матери после того, как женился на Каунео. Иногда родительская семья оказывалась невыносимой, и изменить в этом ничего было нельзя, можно было только сбежать от нее, и Фаун начала подозревать, что данное обстоятельство играло роль и при первом браке Дага. Наконец Фаун сказала:

– Кто настаивает на этой разборке в совете – ты или Дор?

– Семья едина в своем стремлении вызволить Дага из этой – признаю, выбранной им добровольно – западни.

– Думаю, что Дор понимает, что вы совершаете ошибку. И если он говорит тебе иное, то он лжет.

Камбия посмотрела на Фаун с некоторым изумлением.

– Послушай, крестьянка, я Страж Озера. Я знаю, когда кто-нибудь лжет.

– Значит, он обманывает себя. – Фаун попыталась подойти с другой стороны. – Все это мучает Дага. Я вижу, как он напряжен. Неправильно было отправлять его в поход с таким грузом у него на душе.

Камбия подняла брови.

– Так чья же в том вина? Чтобы разрывать человека на части, нужно, чтобы его тянули в разные стороны двое. Решение очень простое. Отправляйся обратно на свою ферму. Тебе здесь делать нечего. Отсутствующие боги, девушка, ты даже не можешь как подобает держать в узде свой Дар. Ты как будто все время разгуливаешь обнаженной, тебе хоть это известно? Или Даг ничего тебе не сказал?

Фаун поморщилась, и на лице Камбии на мгновение появилось победное выражение. В неожиданном приступе паники Фаун начала гадать, не читает ли свекровь ее Дар с такой же легкостью, как Даг?

«Если так, она сумеет расколоть меня изнутри с такой же легкостью, как топор раскалывает полено».

Камбия склонила голову к плечу и прищурилась; ее следующие слова прозвучали, как прямой ответ на мысль Фаун:

– Какой прок Дагу от такой глупой и невежественной жены? Ты всегда здесь будешь делать не то, что надо, ему постоянно придется тебя стыдиться. Он может быть слишком упрямым, чтобы это признавать, но в душе он будет корчиться. Ты родишь детей со слабым Даром, неспособных выполнять даже самые простые задания. Если, конечно, твое оскверненное чрево вообще окажется способно давать потомство. Что ж, признаю: сейчас ты хорошенькая, но и это ненадолго: ты быстро постареешь, как и весь твои род, станешь глупой и толстой, как любая крестьянка. А Дагу только и останется, что раскаиваться в своей глупости.

«Она прощупывает меня».

Использует не факты, которые и не могут ей быть известны, а пытается использовать собственные страхи Фаун. Тем не менее воображение Фаун издевательски показало ей маму Блуфилд и тетушку Нетти, расплывшихся с возрастом. Полдюжины шпилек, полдюжины метких ударов – нет, Камбия действовала не вслепую.

«И все же я чем-то тоже ее задела, раз она так жестоко контратакует».

Фаун вспомнила слышанное в Глассфордже описание того, как устраивают дуэли свирепые речники. Их запястья связывают сыромятными ремнями, а в оставшиеся свободными руки дают ножи, так что сражающимся приходится кружить вокруг друг друга, не имея возможности отдалиться и оставаясь в досягаемости для удара противника. Их противостояние с Камбией напоминало такую схватку. Доведенная до отчаяния поведением собственной семьи, Фаун не поверила словам Дага о том, что его родственники окажутся еще хуже; если от ее родичей можно было ожидать синяков и подножек, то удары Камбии и Дора рассекали плоть до кости. Может быть, Даг был прав, когда говорил, что лучшее общение с ними – никакого общения.

«Я пришла сюда не для того, чтобы ругаться со старухой, я хочу добиться перемирия. Так почему же я позволяю ей вовлекать меня в войну?»

Фаун сделала глубокий вдох и сказала:

– Даг самый правдивый человек из всех, кого я знаю. Если у нас возникнут трудности, он мне о них скажет, и мы вместе найдем выход.

– Xa! – Камбия откинулась на своем чурбаке. Фаун почувствовала неожиданную и резкую перемену в ее настроении, но это ее не обнадежило. – Что ж, позволь мне сказать тебе правду насчет дозорных, девушка, – я была замужем за одним из них. Я сестра, дочь и мать дозорных, я и сама с ними ездила, когда была в твоем возрасте, тысячу лет назад. Мужчины и женщины, молодые и старые, щедрые и жадные – в одном все они одинаковы. Стоит им увидеть своего первого Злого, и они не расстаются с дозором, если только не становятся калеками или не гибнут. Они не отдают предпочтения перед этим никому и ничему. Мари – любой разумный человек сказал бы, что ей следует оставаться в лагере и ухаживать за Каттагусом, – но она отправляется в поход. И он ей в этом потакает, ведь он и сам такой же. Отец Дага тоже от них не отличался. Да и все они... Не думай, будто я ожидаю от Дага разрыва уз с тобой из уважения ко мне или Дору или кому-то, кто поддерживал его всю его жизнь.