Жарвина пошевелилась и зевнула, открыв один глаз:

— Он закончил? Мне пора идти — «Эсмеральда» отплывает с отливом.

— Да, — ответил Инас Йорл. Его глаза сияли ярче обычного, когда он повернул к ней мольберт. — Я заколдовал эту картину. Возьми ее с собой и смотрись в нее как в зеркало. Со временем она превратится в зеркало, и все увидят твою красоту, как я вижу ее сейчас…

Дрожа от усталости и опустошенности, Лало опустился на пол. Он слышал, как зашуршали одежды чародея, когда тот обнимал свою даму, как полотно снимали с мольберта, как, наконец, женщина шла к двери. Затем Лало и Инас Йорл остались одни.

— Что ж… дело сделало… — голос колдуна был бесцветен, как ветер, шуршащий сухими листьями. — Пришло время расплатиться.

Лало кивнул, не глядя на него, опасаясь увидеть тело, которому принадлежал голос.

— Какую плату ты хочешь? Золото? Или эти безделушки на полу?

«Да, я возьму золото, и мы с Джиллой уедем, чтобы глаза наши не видели больше этого проклятого места…» — Слова готовы были сорваться с губ, но в душе его властно поднялась главная мечта жизни.

— Подари мне силу, которую дал прошлой ночью, — голос Лало стал сильным. — Дай мне силу рисовать душу!

Смех Инаса Йорла возник как шепот песков перед началом самума, но становился все громче, пока Лало не был буквально физически раздавлен волнами звука, наполнившего комнату. Через некоторое время опять наступила тишина, и колдун спросил:

— Ты уверен?

Лало еще раз кивнул.

— Что же, это пустяк, особенно когда ты уже… когда у тебя есть столь большое желание. Я подброшу тебе еще пару заказов, — сказал он мягко, — несколько душ, которые надо нарисовать.

Лало вздрогнул, когда руки колдуна коснулись его головы, и секунду ему казалось, что все краски радуги взорвались в мозгу. Потом он понял, что стоит у двери с кожаной сумкой в руках.

— Это принадлежности художника, — продолжал Инас Йорл. — Я должен поблагодарить тебя не только за большую услугу, но и за то, что ты заставил меня иначе взглянуть на жизнь. Мастер Портретист, пусть мой дар принесет тебе то, чего ты заслуживаешь.

Огромная медная дверь захлопнулась за Лало, и он очутился на пустынной улице, щурясь на рассвет.

Пустыня стеклянисто дрожала от зноя и казалась столь же ирреальной, как туман в доме Инаса Йорла, но влажное дыхание фонтана освежало щеки Лало. Ошалевший от перемен, портретист задавался вопросом, является ли данный момент, так же как, впрочем, любой из последних трех дней, реальностью, или же это продолжение одного из навеянных чародеем магических снов. Но даже если это был сон, просыпаться не хотелось.

Когда он вернулся от Инаса Йорла, его уже ждали заказы на портреты от жены Портового мастера и от каменщика Йордиса, недавно разбогатевшего на строительстве храма, посвященного рэнканским богам. Первое позирование должно было состояться сегодня утром. Но вчера пришло еще одно приглашение и вот теперь Лало в своих рваных бархатных штанах, потертых на коленях и узких в талии, в вышитой свадебной куртке и рубашке, которую Джилла так накрахмалила, что воротник царапал шею, ожидал собеседования на право расписывать зал приемов Молина Факельщика.

Дверь открылась. Лало услышал звук легких шагов, и перед ним возникла молодая женщина с роскошными локонами.

— Госпожа, — он колебался.

— Я — леди Данлис, компаньонка хозяйки дома, — ответила она сухо. — Ступайте за мной.

«Я мог бы догадаться, — подумал Лало, — я ведь слышал песни Каппена Варры, прославляющие ее красоту». Но это было давно. Сейчас, глядя на горделивую осанку идущей впереди женщины, он дивился, что заставило Каппена Варру так влюбиться, и почему эта любовь прошла.

Когда открылась дверь из позолоченного кедра, и Данлис ввела Лало в зал, испуганный слуга вздрогнул и начал торопливо собирать какие-то тряпочки и баночки с воском. Лало остановился, пораженный обилием красок и драпировок в зале. Причудливый шелковистый ковер покрывал паркетный пол; позолоченные виноградные лозы, украшенные аметистовыми фруктами, обвивались вокруг мраморных колонн, упиравшихся в балки потолка, стены были задрапированы узорчатым дамаском, сотканным в Рэнке. Лало озирался, задаваясь единственным вопросом — что же здесь можно еще украсить?

— Данлис, дорогая, это и есть новый художник?

Лало повернулся на шуршание шелка и увидел скользящую по ковру женщину, которая в сравнении с Данлис была подобна распустившейся розе в сравнении с бутоном. За ней спешила горничная, а впереди с бешеным лаем бежала пушистая собака, опрокидывая баночки с воском, которые слуга не успел отставить в сторону.

— Я так рада, что мой господин позволил мне избавиться от этих жутких висюлек — они такие мещанские и, кроме того, как видите, совершенно износились! — Леди заскользила дальше, ее развевающиеся юбки опрокидывали горшочки, которые слуга только что поднял. Горничная остановилась и принялась распекать слугу свирепым шепотом.

— Госпожа, позвольте представить вам Портретиста Лало, — Данлис повернулась к художнику. — Лало, это леди Розанда. Можете поклониться.

— Много ли времени потребует работа? — спросила госпожа. — Буду счастлива помочь вам советом — мне все говорят, что у меня великолепный вкус и я часто думаю, что из меня получился бы выдающийся художник — если бы я родилась в ином русле жизни, знаете…

— Господин Молин настаивает на дорогом убранстве, — заявила Данлис, когда ее госпожа перевела дыхание. — После первоначальных… трудностей… сооружение нового храма сейчас идет гладко. Естественно, завершение строительства будет отмечено большим праздником. Поскольку проводить торжества в храме кощунственно, они должны состояться неподалеку и при этом продемонстрировать, кому мы обязаны этим достижением, которое поставит Санктуарий на подобающее место в Империи.

Госпожа Розанда уставилась на свою компаньонку, потрясенная ее речью, но Лало почти ничего не слышал, уже захваченный возможностями, которые открывало помещение перед умелым декоратором. «Господин Молин уже соизволил выбрать сюжеты, которые я должен отобразить?»

— Если вас утвердят… — ответила Данлис. — На стенах нужно изобразить богиню Сабеллию в образе Царицы Урожая, окруженную нимфами. Для начала, разумеется, он захочет посмотреть ваши наброски и чертежи.

— Я могла бы позировать для богини… — предложила госпожа Розанда, замысловато изогнувшись и выглядывая из-за пышного плеча.

Лало сглотнул.

— О, госпожа, вы слишком добры, но позирование — тяжелый труд. Я бы не осмелился просить кого-либо вашего воспитания и положения часами стоять в неудобной позе и более чем легком одеянии…

Его паника завершилась некоторым облегчением, когда госпожа жеманно повела плечами и улыбнулась. В его собственном представлении Богиня должна была отличаться величавым милосердием, которое госпожа Розанда вряд ли была способна изобразить. Самой сложной частью работы было найти модель для Сабеллии.