Шеф выскочил из-под своего живого укрытия и, прячась под щит, а другой рукой нащупывая копье за спиной, бросился к крутой насыпи, откуда градом сыпались стрелы. Три прыжка, ни единой передышки, чтобы не скользнула под стопой грязная жижа. Сваленные в подобие вала сучья; над ними — устремленные на него глаза. Англичанин лезет рукой в колчан, судорожно вцепляется в стрелу. Шеф бьет копьем через охапку сучьев, целясь врагу в пах. Глаза искажаются мукой и ужасом; человек скрючивается и пятится назад. Не отпуская копья, Шеф волочет его к себе и обрушивает англичанина на его же укрытие. Потом он втыкает копье в землю, перескакивает через тело и поваленные сучья, тут же принимает стойку и, выхватив меч, делает два разящих выпада. Он проник в самую сердцевину засады.

Внезапно он понимает, что глотка его надрывается от истошного вопля. И что ей вторит еще более грозный рык. То оставшийся с одной здоровой рукой Бранд, не решаясь сам принять бой, посылает еще не пришедших в себя викингов вверх на насыпь, в пробитую Шефом брешь. Только что около дюжины человек взяли его в тиски, вынуждая для острастки свирепо рассекать мечом воздух перед их лицами. А в следующий миг кто-то задевает его локтем, он едва не падает, успевая заметить железный веер кольчуг, который, разворачиваясь, заставляет англичан бежать без оглядки, даже не делая попыток принять бой.

«Керлы, — мелькнуло у Шефа. — Керлы в кожаных жилетах, с охотничьими луками и секачами. Война — это не их работа, их дело — загнать борова». Вот если бы викинги, как от них ожидалось, стали бы пятиться в лес, — тогда бы они живо угодили в подготовленные для них ямы и сети, где они беспомощно барахтались бы, пока их не угомонил бы добрый удар пики. Но они вовсе не воины, чтобы насмерть застыть в строю и рубить головы поверх поставленных щитов.

А потому нет и никакого смысла бросаться им вдогонку. Пусть уходят в свои леса. Викинги огляделись, деловито добили не успевших скрыться врагов, чтобы некому и нечем было потом хвастаться. Шефа тяжело хлопнула по плечу чья-то рука.

— Все правильно, малый. Никогда не топчись на месте, коли угодил в засаду. Либо удирай так, чтоб пятки сверкали, либо иди прямо на них. Только не могу понять, откуда ты все это знаешь?.. Может, и прав Торвин…

Бранд на мгновение стиснул амулет с молотом, а затем таким же зычным голосом начал отдавать людям новые команды: пошустрей обойти поваленное дерево, снять снаряжение с мертвых и сбрую с раненых лошадей. Потом он мельком оглядел человек десять или двенадцать, раненных во время стычки.

— С такого расстояния, — веско сказал он, — даже с коротких луков можно пробить кольчугу. Но это не страшно. Ребра такая стрела не продырявит, живот не распорет. А вообще луками и стрелами еще ни одно сражение не выигрывалось…

Отряд не спеша тронулся с места и, выбравшись в быстро наступавшей осенней ночи из сумрака ложбины, стал взбираться вверх по склону, что начинался на другом берегу речушки.

Однако вскоре на их пути вновь возникло препятствие. Нет, на сей раз — препятствия. Когда викинги подобрались ближе, Шеф понял, что видит лежащих вповалку двоих викингов, по-видимому таких же отставших воинов, как Стуф. Как все участники дальних походов, облачены они были в груботканые дерюги; и, однако, что-то в их облике заставило его содрогнуться, обдало ледяным ужасом. Что-то, виденное им прежде…

И однажды уже испытанная в Эмнете, явилась жуткая догадка — воины эти неестественно малы ростом… Руки их были отрублены по локоть, ноги — по колени; ударивший в ноздри запах обожженной плоти служил объяснением тому, что люди эти до сих пор могли быть живы. Ибо это и впрямь было так: когда всадники приблизились, один из них приподнял лежавшую на земле голову и вгляделся в перекошенные гневом и ужасом лица.

— Берси, — прохрипел он. — И Скули из команды Бальда… Fraendir, vinir… вы должны сделать это… Помогите нам умереть как воинам…

Бранд, потемнев лицом, спрыгнул с седла и левой рукой вытащил кинжал. Правой перевязанной рукой он дружески похлопал один из живых трупов по щеке, потом придал ему устойчивость и одним ударом вонзил ему кинжал под ухо. То же самое он проделал и со вторым воином, который так и не пришел в сознание.

— Выкиньте-ка их с дороги, и двинемся дальше, — проговорил он. — Это называется — heimnar, — пояснил он для Шефа. — Не пойму только, кто их этому мог научить…

Шеф не ответил. В далекой дымке, на невысоком холме, выхваченные последними лучами заходящего солнца, что едва ли не вровень с землей струились теперь через просвет в облаках, сверкнули выложенные желтым камнем стены, скопление домов, поднимавшиеся над тысячами труб столбики дыма… И эту картину ему также приходилось видеть. Вновь тайна — узнавания.

— Юфорвич, — промолвил он.

— Йоврвик, — неуклюже пробубнил стоящий поблизости викинг, не справившись с непривычным сочетанием согласных и гласных.

— К дьяволу все это, — сказал Бранд. — Зовите его просто Йорком…

* * *

Перед людьми, собравшимися на городской стене после наступления тьмы, открылось мерцающее море огней. Великая Армия стряпала себе ужин. Зрелище это явилось их взору с круглого бастиона в северо-восточном углу старинного, массивного укрепления, построенного, по римскому обыкновению, квадратом, для размещения Шестого легиона, дабы тот держал Север в страхе и повиновении. Триста двадцать акров обнесенного стенами пространства вмещали громаду обители Св. Петра, в свое время самого прославленного центра просвещения и учености Северного мира, королевские покои, дома сотни знатных семейств, прилепившиеся друг к другу жилища королевских танов, дружинников, наемников. А также кузницы, арсеналы, оружейные мастерские, сыромятни — опоры власти и военной мощи. Город, впрочем, перешагнул крепостные стены. По берегам Уза имелось множество причалов и складов. Но обо всем этом можно было сейчас забыть. Подлинную ценность представляло лишь то, что лежало внутри римского укрепления, а также крепости, поставленной напротив него на другой стороне Уза, над которой возвышался шпиль церкви Св. Марии. Когда-то выслужившие свой срок римские легионеры основали здесь колонию, не преминув отгородиться стенами от смуты и мести местных жителей.

Король Элла безрадостным взором обвел мириады огней, что пламенели у стен города. Рядом с ним находился его верный страж, Кутред. Неподалеку застыли архиепископ Йоркский Вульфир, облаченный, как и подобает, в пурпурно-белую сутану, и архидиакон Эркенберт в своей черной рясе.

— Они не слишком задержались в пути, — промолвил Элла. — Я полагал, что они на некоторое время увязнут в топях Гембера, но они сумели их проскочить. Потом я надеялся, что они за время похода порядком поистратятся. Однако похоже, они и с этим как-то управились…

Он с тем же успехом мог бы добавить, что надеялся на падение их боевого духа после той трепки, которую задал им король Эдмунд со своими восточными англами. О ночной битве при Стауре теперь ходило множество историй. Но при этой мысли сердце короля сжалось в холодный комочек. Как бы ни сказывались эти истории, кончались они всегда описанием лютой казни короля Эдмунда. У Эллы же не было сомнений — и понял он это в тот миг, когда услышал вести о появлении Рагнарссонов на берегах Англии, — относительно намерений викингов подвергнуть его, Эллу, подобной же, а возможно, еще более жуткой участи. Те восемь тысяч головорезов, что присели сейчас на корточки у своих костров, явились сюда за ним. Если он попробует бежать, они будут преследовать его. Если попытается скрыться — предложат награду за его выдачу. Вульфир мог лелеять надежды остаться в живых. Он, Элла, должен уничтожить Великую Армию или погибнуть.