– Круто? – повторила я. Выбранное ей слово меня позабавило.

Она иронически улыбнулась.

– Будет безумие вроде того, что было на съемках “Твердой холодной синевы”, только в десять раз сильнее. Но в каком-то смысле и полегче будет, потому что денег у нас окажется больше.

– Да, я заметила.

Я видела последнюю смету съемок, и гонорары некоторых членов съемочной группы были вдвое выше, чем на нашем первом фильме. Мой гонорар тоже вырос – и я надеялась, что на этот раз мне удастся оставить его себе целиком.

Зазвонил офисный домофон, и я пошла отпирать.

– Привет, это Сара? – спросил подростковый голос. – Это Рейчел. Я тут рядом оказалась. Мама здесь?

– Конечно, открываю.

– Ух ты, – Сильвия казалась удивленной, – ну надо же, моя дочь признает факт моего существования. Может, ты сможешь попереводить мне с подростково-девичьего… Она последние несколько недель невыносимо смурная.

– С удовольствием попробую, – сказала я, радуясь, что моя пубертатная закомплексованность миновала.

– Пока она не пришла, договорю, – настойчиво сказала Сильвия, встретившись со мной взглядом. – То, что произойдет с этим фильмом в ближайшие несколько месяцев… может решить нашу судьбу. Так что думай о главном и не слишком отвлекайся на веселье. Внакладе мы не останемся. И ты тоже.

– Я знаю, – кивнула я.

Она широко мне улыбнулась.

– Я знаю, что ты справишься. Иначе давным-давно бы тебя уволила. Так что дай нам повод для гордости, Сара Лай.

Ответить я не успела; открылась дверь, и Рейчел просунула в нее голову. В своей джинсовой мини-юбке она показалась мне подозрительно худой, но я подумала, что так надо.

– Что, Сара, – пошутила она, – наседает на тебя мама? Ох, понимаю.

Так вот и стало у меня тем летом работы невпроворот. Что могла, я поручала Зигги, но он все-таки занимал в компании слишком низкую должность, чтобы общаться с важными партнерами или о чем-то договариваться.

По утрам, до наступления жары, я втискивалась в поезд L. В офисе включала кондиционер и, как правило, сидела там каждый день до семи-восьми вечера, выскакивая лишь на обед и на встречи. В какой-то момент я стала приходить по меньшей мере в один из выходных – отпирала металлические складские двери, когда весь Нью-Йорк, казалось, греется на солнышке, потягивая кофе со льдом. Я почти не виделась с друзьями, даже со своей сестрой Карен, чью вечеринку по поводу родов я должна была организовывать. (Эту обязанность я возложила на ее университетскую соседку по комнате.) Каждый раз, видя ее, я поражалась, как быстро ее разносит. Но времени спросить ее об этом у меня не было. Всегда нужно было отвечать на очередное письмо.

– Вас кто-нибудь просил приходить по выходным?

Нет, но это был единственный способ все успевать. Китайская рабочая этика. Я же привыкла работать по выходным, правда?

Мою зарплату главы отдела развития никак нельзя было назвать гигантской. И никто не следил за тем, как я работаю. Просто предполагалось, что Сара справится со своей стремительно увеличивающейся нагрузкой. А мной двигало мое чувство ответственности перед компанией.

Ну, и желание стать заметным человеком в киноиндустрии. Честолюбие.

Я каждый день машинально таскалась в офис, проверяла по вечерам свой “блэкберри”, отвечала Сильвии и Хьюго за полночь. Взять всех людей, упрятанных в офисные многоэтажки по всему этому острову, вот сейчас, в восемь вечера. На что мы все повелись? Решили, что этим усердием спасемся, что оно даст нам надежный доход, уважение коллег. Как будто это главное в жизни.

В моем случае внутренняя движущая сила, которая была у меня до тридцати лет, в сочетании с китайско-американской рабочей этикой гарантировали, что я не буду вылезать и интересоваться, с какой, собственно, стати я так вкалываю. Как работница, я была для Сильвии, Зандера и Хьюго находкой. Смышленая, неутомимая, верная – и не требовала многого взамен. Я была целиком и полностью готова подверстать свою жизнь под интересы компании. Они оказались в выигрыше, я – в проигрыше.

– Что об этом думали ваши родители?

Я не думаю, что они об этом знали. У них было столько дел со своей собственной работой, с управлением рестораном, с заботой о нашей многочисленной родне, что, я думаю, им было недосуг выспрашивать, что у меня на рабочем месте происходит. К тому же это не вполне в духе китайской культуры. Надо сидеть тихо, слушаться начальника, льстить вышестоящим. Мои родители были иммигрантами в Штатах; они не могли оспаривать это устройство власти или белых, которые управляли всем вокруг нас.

Бросаю иронический взгляд на Тома Галлагера. Его семья сделалась символом американского руководства… Каково, когда о тебе так говорят?

Но он глядит перед собой – как ни в чем не бывало.

Если на то пошло, родители гордились тем, что я такая усердная сотрудница. Так уж меня воспитывали. Учись в поте лица, трудись в поте лица, почитай начальников – и, разумеется, процветешь. До чего же наивное представление о мире было у моих родителей.

Я беспрекословно пахала тем летом – и вознаграждала себя частыми спонтанными вечеринками в клубе у Хьюго. Это ведь было одним из приятных приложений к работе, да?

Мои друзья обеспечили себе зарплаты выше моей, пенсии и пристойные страховки, зато мне каждый вечер была доступна неограниченная выпивка в частном клубе. Я могла смотреть фильмы, которых с нетерпением ждали, за несколько месяцев до премьеры, тусоваться с гениями от мира кино, с кинозвездами, ну или просто с роскошными людьми, по которым было видно, что они наверняка чем-то знамениты.

С вечеринками у Хьюго всегда было непонятно. Вошедший в его номер мужчина мог быть миллиардером, пилотом “Формулы-1”, айтишником-предпринимателем, – а вот женщины обычно были простыми начинающими актрисами, моделями и танцовщицами, пиарщицами, помощницами при художественных галереях и случайными британками, населявшими пространство вокруг него. (Кажется, я даже Челси ван дер Крафт на одной из этих вечеринок встретила.) Не знаю, где брал начало этот нескончаемый поток прекрасных незнакомок, но им обычно было двадцать-тридцать с чем-то лет – и никакой индивидуальности. Как будто Хьюго в любой ситуации, предполагавшей общение, нужно было быть альфа-самцом: самым богатым, самым влиятельным, самым харизматичным.

Конечно, никаких осмысленных разговоров с теми, кто встречался мне в номере у Хьюго, я никогда не вела, но мне было весело. Мне неожиданно открылось царство разнузданных, гедонистических утех. Я могла поговорить о кино и выпить по рюмке с доброжелательными, шикарными людьми, впечатленными тем, что я работаю с Хьюго, и отправиться восвояси, ненадолго позабыв о рабочих тяготах.

Канула в