Когда Грейс и Ренье вернулись домой, во дворце раздались испуганные крики.

Морин повторила розыгрыш через несколько лет, когда Каролина достаточно подросла, чтобы выступить в роли соучастницы. Они вдвоем набили подушками старую рубашку и брюки и придали «манекену» позу человека. Потом спрятали его в кустах, а сами улизнули из дворца.

Проказницы думали, что это ужасно смешно. Охрана, обнаружившая манекен, была несколько иного мнения. «Наша затея провалилась», — вспоминала Морин.

Впрочем, нельзя сказать, что Морин и ее соратнице Филлис эти розыгрыши всегда сходили с рук.

Однажды, сопровождая княжескую семью на горнолыжный курорт, они поселились в одной комнате и, чтобы в помещении был свежий воздух, оставили на ночь окно открытым. Не успели они уснуть, как подверглись нападению.

Грейс и Ренье забросали их снежками.

В другой раз Ренье заметил, как пианист из гостиницы для лыжников несколько раз улыбнулся Филлис. Князь стал ее дразнить, сказав, что не иначе как между ними роман. Филлис принялась оправдываться. Когда все вернулись в Монако, Филлис получила букет цветов, якобы от этого пианиста. За букетом последовали несколько страстных писем, в которых «пианист» клялся ей в вечной любви.

Филлис долго не знала, как ей отвадить пылкого музыканта, пока Ренье не признался, что это он разыграл ее.

Однажды Грейс и Ренье получили приглашение на дружеский ужин, на который была приглашена и Филлис Блюм. Однако в последнюю минуту хозяйка поняла, что за столом будет слишком много женщин.

Хозяйка позвонила Филлис и объяснила ситуацию, надеясь, что та ее поймет и откажется от предложения.

Но у Филлис с подсказки няни Морин возникла другая идея. Она появилась на ужине, переодетая мужчиной.

Филлис облачилась в мужской костюм, надела парик, черные очки и приклеила бороду. Хозяйка представила ее гостям как знаменитого польского пианиста, впервые приехавшего на Запад.

Филлис галантно поклонилась, когда ее представили княгине. Грейс сказала, что рада знакомству.

«Знаменитый польский пианист» ничего не ответил. Княгине пояснили, что он не говорит по-английски.

Перед тем как гости сели за стол, Ренье тихонько сказал кому-то, что знаменитый польский пианист слегка смахивает на женщину.

«Ну, вы же знаете, какие они, эти музыканты», — ответили ему.

Во время ужина Грейс оказалась рядом с «польским музыкантом» и, чтобы завязать разговор, из вежливости спросила, на каких языках он говорит.

Хозяйка ответила за него: «Только на польском и немецком».

Тогда Грейс спросила по-немецки, как ему нравится суп.

«Знаменитый польский пианист» ничего не ответил, и Грейс невнятно пробормотала: «Наверное, ему не понравился суп». Тем не менее она и далее пыталась поддержать с «пианистом» разговор на немецком языке.

«Польский пианист» никак не реагировал. Тогда Грейс в отчаянии повернулась к хозяйке и шепотом спросила: «Кто этот человек?»

Хозяйка призналась в розыгрыше.

Грейс и Ренье хохотали громче всех.

Каролину всегда раздражало, что в прессе о ее семье писали как о людях без чувства юмора.

— Почему-то никогда не печатают фотографий, где мы улыбаемся, — огорчалась она. — Хотя в жизни все было наоборот. У моих родителей было потрясающее чувство юмора. Но об этом никто не пишет. Во время обеда мы только и делали, что подшучивали друг над другом. Родители следили за тем, чтобы мы хотя бы один раз в день собирались за столом. И тогда непременно звучал смех.

Всю свою жизнь Грейс и Ренье проявляли чувство юмора, причем каждый по-своему. Ренье любил шутки, в том числе и непристойные. У него было врожденное чувство юмора.

Во время визита в Техас в Хьюстоне он получил приглашение на футбольный матч, состоявшийся на громадном закрытом стадионе площадью 36 квадратных километров с искусственным покрытием, вмещавшем более 50 000 зрителей.

Заметив, что князь внимательно разглядывает этот шедевр инженерного искусства, пригласивший его спросил:

— Хотели бы вы, чтобы у вас в Монако был такой?

Ренье ответил:

— Это было бы потрясающе. Мы стали бы единственной страной под крышей стадиона.

Грейс тоже была остроумной. Вспомнив, что у ее собачки день рождения, она решила устроить вечеринку.

— Мне было одиннадцать лет, — вспоминала Каролина. — Если не ошибаюсь, пришло десять или одиннадцать собак. Не все они были наши, мы также пригласили соседских. Так сказать, друзей нашей собаки. Поскольку это был день рождения, мы решили, что все должно быть честь по чести. Мы приготовили для собак шляпки и положили на лужайке бумажную скатерть. Придумали для них игры и состязания с призами. Дали им косточки. Купили крекеры для собак, чтобы они могли взять их как гостинцы домой, и даже испекли праздничный шоколадный торт и вставили в него свечи. Все собаки были в восторге. Впрочем, кто не любит дни рождения?

Грейс и Ренье дни рождения, несомненно, любили и в октябре 1971 года полетели в Иран в гости к шаху, чтобы принять участие в грандиозных торжествах. Праздновался юбилей: 2500-летняя годовщина персидской монархии.

В какую сумму обошелся иранской казне этот юбилей, точно неизвестно, от 100 000 000 до 1 000 000 000 долларов.

После встречи в Тегеране и переезда в Шираз шах с супругой и 600 близких друзей, включая 37 глав государств и представителей 69 стран, отправились на бронированных машинах в Персеполь, столицу древней Персидской империи.

Ночной пир проходил в самом сердце пустыни, в огромном шатре, возведенном по этому случаю посреди других шатров размером поменьше.

Угощения готовили 180 поваров из парижского ресторана Maxim, Hôtel de Paris из Монте-Карло и Palace Hôtel из Санкт-Морица. В качестве закусок были поданы перепелиные яйца, фаршированная икрой осетрина, шампанское и вино Chateau de Saran. За ними последовал мусс из хвостов лангуста с белым вином Haut Brion Blanc урожая 1964 года. Далее на столах появилось жареное седло барашка с трюфелями и красное вино Château Lafite-Rothschild урожая 1945 года и шербет на основе шампанского Moët и Chandon урожая 1911 года. Затем официанты внесли на серебряных подносах 50 павлинов в полном оперении, обложенных жареными перепелками. Птицу подавали с салатом из орехов и трюфелей и Musigny Comte de Vogue урожая 1945 года. На десерт гостям были предложены свежие фиги со сливками, малиной и портвейном, а также Dom Pérignon урожая 1959 года, кофе и коньяк Prince Eugène.

Для шаха в меню внесли изменение: ему подали артишоки, потому что он не любил икру.

Впервые в одном месте собралось столько высокопоставленных особ, и гости шаха могли общаться друг с другом в непривычной для них непринужденной обстановке.