Он сидел на моей кровати, бутылка лежала рядом с ним. Для всего мира Дамиано Де Лука был образованным, грязно богатым и практически владел целым городом.

Он контролировал крупнейшее континентальное государство в самой богатой стране мира. Хотя большая часть его состояния состояла из не совсем законных сделок, его проверенные поколениями предприятия могли соперничать с самыми крупными старыми денежными магнатами этой страны. Большая часть территории Де Лука включала в себя внушительные нефтяные угодья, и я знала, что у Дамиана есть деньги и власть.

И хотя я видела в нем эту силу, я видела и те его части, которые он не позволял видеть никому другому. Разбитые части его сломанного детства. Живя с ним, я слышала, как отец бил его ремнем, эмоционально издевался над ним и унижал его снова и снова. Он принимал эти издевательства с расчетливым взглядом, выжидая момента, чтобы нанести удар. Поэтому я не удивилась, услышав, что он сверг своего отца после моего ухода.

Но я знала, что другие были застигнуты врасплох. Папа позвонил мне, требуя объяснений неожиданного переворота. Он не мог понять Дамиана, а я не могла объяснить то, что другие отказывались видеть.

Терпение и сила Дамиана принесли ему трон, но они же и нарушили его равновесие. Возможно, это и стало поворотным моментом. Возможно, он, наконец, позволил себе сломаться, и мне выпала честь быть здесь, чтобы собрать осколки. Тогда я ничего не сделала, но больше не повторила бы этой ошибки.

Я ждала, что он скажет. Он снял пиджак, ослабил галстук и расстегнул несколько пуговиц рубашки. Затем он снял запонки. Он отбросил их в сторону и не спеша закатал рукава.

Каждое его движение казалось продуманным, и я знала, что он не хотел, чтобы они меня возбуждали, но они возбуждали. Мои соски запульсировали в предвкушении. Ему было больно, а я была возбуждена, наши отношения были слишком запутанными, чтобы я могла их переварить.

— Ты веришь в любовь? — Хриплый голос прорезал воздух.

— Дамиан…

— Я не имею в виду нас. Я имею в виду вообще. — Его глаза потемнели, когда я заколебалась, вспоминая все отношения, в которых я была замечена. — Значит, это "нет".

— Нет, я верю в любовь. Просто я никогда не видела ее в реальной жизни.

Если не считать нашей, которая была хреновым видом любви, если таковая вообще существовала.

Он читал между строк.

— Включая нашу.

Мои руки вцепились в тумбочку, на которой я сидела.

— Я этого не говорила.

Он схватил рубашку за ряд пуговиц и дернул, нетерпеливо разрывая рубашку и пуговицы вместе с ней.

— Моя мама любила моего отца. По-настоящему любила. Не такой любовью, с которой ты притворяешься или думаешь, что она у тебя есть, а такой, о которой ты чувствуешь всеми фибрами своего существа. — Он подошел ко мне и встал между моих ног. — Я никогда не понимал этого, но она доверяла ему свое сердце. Хочешь узнать, что он с ней сделал? — Он не стал дожидаться моего ответа. — Он растоптал ее, а потом убил. Мой отец убил мою маму.

Я покачала головой. До меня доходили слухи, но это были всего лишь слухи. Я вспомнила телефон, который он сжимал в руках, когда подошел ко мне за ужином.

— Ты разговаривал с отцом по телефону? Он сказал тебе это?

— Он сказал, что убил ее до того, как она смогла убить его. Хочешь знать, почему?

Я покачала головой. Мне действительно не хотелось, но я слушала, потому что ему это было нужно.

— Почему?

— Потому что не существует такой вещи, как любовь.

— Ты не это имеешь в виду.

Он всегда был единственным из нас, кто верил в любовь, давая мне время преодолеть свой страх, пока он помогал мне. Его слова вселили в меня тревогу, и я почувствовала, как в моем теле произошел сдвиг, когда я поняла, что у меня нет столько времени, сколько мне нужно, чтобы собраться с мыслями. Все случилось. Жизнь изменилась. Если я хотела Дамиана (а я хотела), то должна была сделать шаг.

Его голос был грубым и необработанным.

— Я сказал ему, что люблю тебя, — мои руки затряслись от его откровения, — а он ответил, что любви не существует.

— Твой отец — психопат и лжец. — Я покачала головой и сделала самый большой прыжок в своей жизни. — Я люблю тебя, Дамиан. Любовь существует, и я знаю это, потому что люблю тебя.

Я хотела притянуть его к себе. Обнять его. Быть той, кто вернет ему веру в любовь. Но вместо этого я ждала, когда он сделает шаг. Он никак не отреагировал на мое заявление, и хотя это глубоко ранило меня, я продолжала.

— Ты когда-нибудь видел волка? — Я положила руку ему на грудь и прильнула к нему. — Волк и пума находятся на вершине пищевой цепочки. В то время как пума одиночка, волк действует в стае. Он быстрее, умнее, свирепее.

Его глаза были закрыты капюшоном, но они были устремлены на меня, побуждая продолжать.

Я исследовала его тело руками и обхватила его ногами.

— Пума проиграет битву с волком и умрет в одиночестве. Но волк находит свою стаю. Делает ее лучше. И когда он находит свою подругу, он спаривается с ней на всю жизнь, защищая ее яростно. Преданно. Навсегда. Пока смерть не разлучит их.

Я поджала ноги, прижимая его к себе, пока его тело полностью не прижалось к моему.

— Анджело Де Лука может быть пумой, но ты — волк, Дамиан. Анджело умрет в одиночестве, а ты будешь процветать, окруженный людьми, которые преданы тебе, и теми, кто любит тебя.

Его глаза захлопнулись, а затем открылись и впились в мои. Его рука обхватила мое лицо, но прикосновение было отнюдь не нежным.

— Последний шанс уйти, принцесса.

— Я остаюсь. — Я повернула лицо, поцеловала центр его ладони и нежно рассмеялась. — И я уже говорила тебе, Дамиан. Я — Рыцарь.

— Ты права. Сегодня вечером я не буду обращаться с тобой как с принцессой, но и не буду обращаться с тобой как с рыцарем. — Его свободная рука прочертила путь от моего бедра до талии, и он почувствовал опасность, которую я жаждала. — Я даю тебе шанс уйти. — Его выражение лица — темное и раздраженное — должно было заставить меня бежать в противоположную сторону.

Но мне нужно было хотя бы попытаться облегчить его боль.

— Я не хочу уходить. — Мой голос окреп, и я снова попыталась сказать более уверенно. — Я остаюсь.

Мы наконец-то начали срывать завесу, и