Трясясь от холода, я выбрался из воды и зашагал по склону холма к лесу. Холод был мучительным – я не мог останавливаться. Я шагал вперед и вперед. В конце концов я нашел дорогу и пошел по ней. Вскоре я услышал низкий звук, который прозвучал как музыка. Вытянув вперед руку, я почувствовал под ней стену, потом деревянную дверь и засов. Я вошел в теплый темный хлев и рухнул на солому. Я слышал, как коровы дышат и мерно пережевывают свою жвачку. И тут милосердный сон сошел на меня.

Разбудил меня звук открывающейся двери. Луч света больно резанул по глазам. Я огляделся. Полдюжины коров сгрудились возле кормушки. Крестьянин с кустистыми бровями сурово смотрел на меня. На нем была круглая соломенная шляпа, поверх рубашки накинут колет без рукавов, длинные коричневые штаны начинались намного выше пояса. На ногах крестьянина были грязные кожаные сапоги.

– Ты что делаешь в моем амбаре?

Я поднялся и медленно двинулся к дверям. От яркого света я начал моргать, голова у меня кружилась. В глазах у меня потемнело, и я упал на колени. Чтобы подняться, мне пришлось опереться о стену.

– Прости меня, – прошептал я.

– Ты откуда взялся?

– Из Мортона.

– Одет ты как-то странно… Даже для Мортона…

– Это досталось мне от деда.

– Есть хочешь?

Я кивнул.

– Я не прогоню голодного, которому приходится носить дедову одежду. Входи в дом и попроси служанку накормить тебя. Она на кухне.

Я с благодарностью кивнул, поднялся и вышел во двор. Вокруг меня были постройки под соломенными крышами, поля и деревья. Хотя светило солнце, но только что кончился дождь. Повсюду я видел грязные лужи.

– Что это за место?

– Хэлстоу, приход Дансфорд.

Я посмотрел на дом и окружающий пейзаж. Даже труба казалась очень старой.

– Входи и сверни налево. Служанку зовут Китти, – сказал крестьянин. – Смелей, она тебя не укусит. Ну, если ты не будешь ее лапать.

Я направился к дому. Дверь была открыта. По коридору с каменным полом я пошел налево и оказался на кухне с белеными стенами. В кухне было светло и просторно; большие окна были застеклены множеством мелких прямоугольных стеклышек. В очаге пылал огонь, дым поднимался и уходил в трубу. Молодая женщина в длинном фартуке и чепце из тонкой белой ткани месила тесто. Сбоку у нее выбилась прядь темных волос. Я мысленно услышал, как Уильям восхитился бы такой красоткой. От мыслей о брате на глаза у меня навернулись слезы, и я не мог ничего сказать.

Девушка посмотрела на меня.

– И кто ты такой?

– Джон… Из Мортона…

– Не шибко-то много я узнала. И чего тебе надо?

– Твой хозяин сказал, что я могу попросить у тебя еды.

– Ну и говор у тебя! Ты точно из Мортона?

– Я много лет странствовал.

Девушка бросила свою работу.

– Он добрый человек, этот Джордж Ходжес. Всегда привечает странников, дает им кров и пищу. Скоро он заведет колокол, чтобы каждый бродяга знал сюда дорогу. Ну, и чего же ты хочешь? Хлеба и масла с шалфеем? Или хлеба, поджаренного с подливой?

– Немного хлеба с маслом будет достаточно. Спасибо.

– Садись вон там, у окна. Я накормлю тебя, как только поставлю эти булки в печь.

Я сел, где она показала, и осмотрелся. На полке над большим столом у дальней стены красовались четыре медные кастрюли разных размеров с длинными ручками. Справа от меня стоял деревянный чан для засолки. Слева стоял рабочий стол, а на нем миски, кастрюли, горшки и сковороды. С балки под потолком свисали окорока и связки лука. В очаге был установлен вертел, там же стояли несколько решеток для жарки и два медных чайника. В высоком деревянном ящике – что-то вроде сундука на ножках с четырьмя открытыми полками – стояли металлические тарелки. Ящик этот стоял у стены слева от меня. А еще я увидел высокую машину в деревянном коробе. Внутри что-то тикало.

Я снова посмотрел на девушку – и неожиданно для себя обратил внимание на то, как колышутся ее груди, когда она месит тесто. Уильям глаз бы от нее не оторвал.

Она подошла к очагу, взяла металлический лист, а потом обошла очаг и открыла деревянную дверцу печи. Девушка ловко посадила свои булки в печь и быстро закрыла дверцу, обмазав ее глиной из деревянного корыта, стоявшего на полу.

– Ну а теперь, – сказала она, вытирая руки о фартук, – хлеб и масло.

Она взяла булку, нож и отрезала пару толстых ломтей. И тут прозвонил колокольчик. Девушка не обратила на звук никакого внимания. Через четыре-пять звонков я понял, что звук исходит из машины в деревянном коробе – она звонила, как часы в Чагфорде. Восьмой звонок медленно умолк, а потом снова раздался тикающий звук.

– Скажите, – заговорил я, – такие есть в каждом доме в округе?

– Ты про это? Такие вещи чаще всего ставят в гостиной, чтобы видели все. Но старик Джордж не таков. «Мы крестьяне – и живем на кухне, – говорит он. – И мои часы будут стоять здесь!»

Служанка протянула мне металлическую тарелку с двумя ломтями хлеба, щедро намазанными маслом. Хлеб оказался пшеничным – он был совсем не похож на тот грубый, темный ржаной хлеб с отрубями, которым мы питались раньше.

– Ну, собираешься ты есть или как? – спросила служанка. – Не собираюсь возиться с тобой целый день. Уже восемь часов, а мне еще нужно собрать яйца и убраться в комнате дочерей мистера Ходжеса.

Я взял тарелку.

– Простите за медлительность.

– Когда другая служанка мистера Ходжеса, Полли, три недели назад вышла замуж, – продолжала служанка, – вся домашняя работа на мне.

С этими словами она вышла из кухни, оставив меня в удивительном мире медных кастрюль, пшеничного хлеба и света.

Доев хлеб, я замер, прислушиваясь к тиканью часов.

Что делать теперь? На пустоши меня ничего не ждет. В этом уютном доме тоже. Я нужен бедным людям, а они нужны мне.

И все же я не мог заставить себя подняться. Только когда часы прозвонили еще раз, я поднялся. Я подошел к часам и увидел круг каких-то знаков – наверное, это цифры. Я увидел «I», «II» и «III». Следующие цифры отличались. Я понял, что пятерка обозначается знаком «V», «Х» я принял за две пятерки, то есть два знака «V», поставленных друг на друга.

Мне захотелось поближе рассмотреть окно – я никогда такого раньше не видел. Стекло было заключено в две деревянные рамки, выкрашенные в белый цвет. Каждая рамка разделялась на шесть прямоугольников и сама была вставлена в большую внешнюю раму. Когда одна рама поднималась, а другая опускалась – а сейчас так и было, – замок удерживал их на месте, и окно было закрыто. Я сразу же подумал, что залезть в этот дом очень просто – достаточно разбить маленькое стекло и открыть замок. Неужели в этой стране не совершают преступлений? Неужели крестьянам не приходится опасаться взломщиков и воров?