–А что мне – молчать?

–Все равно ты зря. Никогда так не надо делать, понял?

–А если они тебя не уважают?

–А с чего они должны тебя уважать? Они пришли на «Плеймо», а не на нас. Это называется реально «не твое дело, чувак». Ты просто играй для своей публики – и все.

Из интернет-блога:

Жалко было смотреть на такое зрелише!!! Ребята сторались рубали, играли тока самые мошные песни!!! А толпа тупо стояла, лишь немногие пытались сделать круг и слэм!!! Самое весёлое что даже Имо-суки, стояли и орали «На хуй!» (мне даже послышался голос Нев : blush: ) Как только заканчивалась песня все сразу начинали скандировать «Pleymo» и подобное «На хуй!»... Звук у группы реально был не из самых хороших!Но я не обламывался и стоял подпевал и даже унёсся в слем под «Без Лишних Слов» =) В слеме проебал кепку = ( (Рукой кто то по ней заехал, она упала и кто то её скрысил и не захотел отдать!Да господи пожалуйста я чувак не жадный, ПОДАВИТЕСЬ!!) Оригами так же сыграли новую вещь под названием «Dемон» (всё в их нем стиле, драйвово) . Думаю группа не заслужила такого отношения к себе они же не виноваты что именно их попросили играть на разогреве у Pleymo, да стили разные, но Оригами старались! Аэмо – сука всё равно ЧМО!!

Максим: Когда мы взяли басиста – он в жизни гитару никакую не держал в руках. Многие об этом не знают. Думают – у нас музыкальное образование. Да, я учился на пианино в детстве, но я забил на это, не ходил на хор, о чем сожалею… Особенно сейчас, когда я вокалист. Вообще мы не профессионалы, мы любители. И это, может, даже хорошо, потому что те, у кого более профессиональный подход, – они зацикливаются на чем-то одном, на каких-то рамках, на своем мировоззрении.

Сочи: У всех в группе свои музыкальные вкусы и видение той музыки, которую мы должны играть. Ну и каждый – кто-то больше, кто-то меньше – привносит. От кого-то больше мелодики – как от Максима, от кого-то больше жести. Когда Олег пришел в группу, он принес много новых идей, и музыка ужесточилась.

Олег: У нас все шесть человек в группе – с разными музыкальными взглядами, и мы спорим постоянно.

Максим: Все слушают вообще разную музыку. И благодаря тому, что кто-то слушает металл, он сыграет, там, где-то металл-проигрыш. А сам я, например, в последнее время больше люблю мелодику, такой вот поп-рок… И все это вместе создает что-то уникальное, которое не попадает ни в какой шаблон.

Олег: Музыка у нас состоит из очень многих частей: панк, металл, рок, эмо…

Алексей: Многое – из разных стилей: и использование той же электроники, и кибер, и пост, и хардкор, и эмо-кор и так далее. Может, мы не умеем себя классифицировать, но нам это и не нужно. Нас отнесли к эмо – ну и хорошо. Чем больше будут спорить, чем больше какой-то информации о нас курсировать – тем лучше.

Максим: Конечно, конфликты бывают, так как в группе шесть человек, у всех разные характеры. Все работают, иногда бывает, что ты приходишь на репетицию, и ты реально зол, потому что день прошел неудачно, напря?ги, там, с начальством… Приходишь на «репу» – и там еще какая-то беда происходит. Все начинают друг на друга орать, а я вообще очень вспыльчивый человек, люблю характер показать, и не всегда это оправданно. Я потом извиняюсь перед чуваками. Но таких уж серьезных конфликтов в группе не было, и, когда у нас уходили диджеи, обычно все происходило тихо-мирно. А вообще – мы очень мирный коллектив, и все ссоры – на уровне ты мудак, козел. И все это потом заканчивается огромной попойкой.

Андрей: Есть куча точек соприкосновения, куча групп, которые все мы слушаем, всем это нравится. Но если бы мы все слушали только это, то играли бы намного менее интересную музыку. Кто-то слушает что-то от электроники до каких-то там жутких металлистов, кто-то слушает легонький рок. Все очень разнопланово. Наверное, из-за разнообразия вкусов что-то и складывается. «А давайте сделаем сюда такую вот вставочку – пусть это панк будет или что-то подобное…»

Максим: Поэтому приходится играть то, что мы играем.

Из текста песни «Потерянный рай»:

Дождь разбивается о мое лицо. Я стою там, где сбываются,

мечты твои, мои. Наш потерянный рай.

Сон обрывается, и мы видим, что наяву совсем все не так.

Слезы твои запачкались тушью, стекают по коже, видимо,

стали слишком не похожи, видимо, стали.

Помнишь, я хотел засыпать с тобою вместе, но не успел.

Помнишь, я мечтал сделать все, как ты хотела,

и найти наш потерянный рай?

Все обрывается, разрушается и молчит.

Твое сердце раньше было моим и вдруг стало чужим.

Мысли теряются: что я сделал не так, что хотел доказать?

Я узнал лишь одно: нам нельзя было вместе мечтать.

24 июня 2007 года. Санкт-Петербург.

Сквер недалеко от площади Восстания. В воздухе летает тополиный пух. Чирикают воробьи, вместе с голубями ковыряются в земле, засыпанной бычками, шелухой от фисташек, пробками от пивных бутылок и тополиным пухом. В центре сквера – памятник Некрасову, на пьедестале синей краской выведено: «Марш несогласных. Питер». Я и Максим сидим на лавке. На соседней лавке пьянствует компания алкашей – мужики и тетки, человек десять. Максим рассказывает про недавний поход на концерт группы My Chemical Romance в Ледовый дворец.

–Мы идем на концерт – вижу, какие-то ребята завязывают платки на лица, на штанах у них фломастером написано: «Emo must die». Им лет по пятнадцать. Я подхожу – типа, чуваки, вы куда? Они мне: «Так, после концерта…» Ладно, думаю, посмотрим, что вы там после концерта. Идем дальше к Ледовому, а сзади – четыре эмо-боя с челочками. И тут же рядом – обычная тусовка, парни, девушки, – и они начинают кидать яйцами в этих эмо-боев. Эмо-бои – убегать, мимо нас. Эти – за ними. Мы их подрезаем. Я одного хватаю за шкирку. «Что это ты делаешь? Чего ты здесь яйцами кидаешься?» Он: «Я не кидаюсь». А у него – два яйца в руке. Подбегает Дима наш, в грудак ему сразу бьет: еще раз такая фигня – готовься. Остальные, которые с ними, на нас: «Что вы делаете?» Обычные ребята, они тоже пришли на концерт…

К нашей лавке подходит пьяный мужик в очках, с дипломатом.

–Я вот честно… Двадцать семь рублей не хватает...

–А вы попросите у тех, кто здесь постоянно сидит, – прикалывается Максим, кивая на гоп-компанию на соседних лавках. – Вон там вам стопудово дадут.

Мужик бормочет что-то вроде: «Ну, вы меня простите» – и идет к выходу из сквера.

–Но самое смешное было после концерта, – продолжает Максим. – Мы выходим – и вся дорога от Ледового к метро усыпана мукой. И стоят какие-то бабы, какие-то парни, и у них – пакеты с мукой. Они выбирают черно-розовых девочек, подбегают и бьют их пакетами по головам. Нас, конечно, не трогают – мы идем небольшой толпой, плюс мы здоровые по сравнению с ними. И тут мы останавливаемся и решаем – давайте этим наваляем. Видим – кто-то из этих кидает муку. Мы – за ними, они улепетывают, народ хлопает, улюлюкает. Разогнали их, потом я иду и вспоминаю одну девочку в красной майке – я видел, как она подбегала к маленьким девочкам, била их пакетом с мукой, орала: «Эмо, умри!» Смотрю – она стоит в толпе с пакетом. Я подхожу, говорю: «Отдай мне пакет. Она: „А чего, чего я?“ И я даже не помню, как получилось, что я беру ее руку с пакетом, поднимаю… И то ли кто-то из моих подбежал и ударил, то ли что… В общем, пакет разорвался у нее над головой. Тут как набежали какие-то девочки: „Макс, ты чего? Мы же твои фанаты, ты своих фанатов засыпаешь“. Я говорю – если вы, ребята, занимаетесь такой херней, закидываете детей яйцами, мукой – мне такие не нужны. И вот началось: „Они – позеры!“ И стоит девочка лет пятнадцати и говорит: „Они – позеры! Они ничего в своей жизни не сделали!“ Я – ей: „А что ты сделала в своей жизни? Что они в свои тринадцать лет должны были сделать?“ Она: „Я… да я… Я сделала“. – „Что?“ Она тогда: „Я сейчас милицию вызову!“ Короче, мы реально поржали. А вообще – такие вот люди приходят на концерты и из вредности – или это зависть, я даже не знаю, как это назвать, – начинают подобных себе, которые ходят на те же концерты, но в одежде следуют эмо-моде, начинают закидывать яйцами и мукой. И от этого недалеко до того, чтобы кидать бутылки.