счастья на воинской службе в Польше, Венгрии, Чехии, Молдавии. Когда на московский престол взошел малолетний Иван Васильевич под опекой матери, Пересветов в Молдавии услышал, как он писал, предсказания «многих мудрецов», что в России царь будет вводить «правду великую». Перешел на московскую службу, но вместо правды попал в хищничества временщиков, много претерпел, лишился поместья и всего достояния. Как он жаловался Ивану Васильевичу, «служил есьмы… трем королем, а такие обиды ни в котором королевстве не видал», «и ныне, Государь, от обид и волокит наг, бос и пеш» [238].

В своем сочинении «Сказание о Магмет-салтане» Пересветов брал за образец порядки в Османской империи: справедливость, выдвижение не по роду, а по качествам, забота о «воинниках». Подчеркивал, что для оздоровления государства нужна сильная самодержавная власть. Разбирал пример погибшей Византии, где «все Царство заложилось за вельмож», которые грызлись между собой и угнетали народ. Указывал, что в Бога-то греки верили, но волю Его не творили, поэтому Господь отдал их державу туркам. Вывод делался: «Бог не веру любит — правду», а «коли правды нет, то и ничего нет». Служилый дворянин много повидал на своем веку и пояснял, что благими пожеланиями этой правды не добьешься. Для борьбы со злом нужна «царева гроза». «Не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды, тако и Царство без грозы».

Другой взгляд представил Ивану Васильевичу ученый псковский монах Ермолай-Еразм. Он назвал свою работу «Благохотящим Царем правительница и землемерие» и обращал внимание на крестьянство (может, и сам автор был выходцем из крестьянской среды или сельского духовенства). Он доказывал: «В начале же всего потребни суть ратаеве, от их бо трудов есть хлеб, от сего же всех благих главизна». «Вся земля от Царя и до простых людей тех трудов питаема». Описывал бедственное положение крестьян, разоряемых большими податями и произволом начальников, предлагал реформы в земельном устройстве и налогообложении [239].

Иван Васильевич ознакомился с работами и оценил авторов, оба получили ответственные назначения. Ермолай-Еразм был переведен из Пскова в Москву, священником дворцового собора Спаса-на-Бору. У Пересветова использовали его богатый воинский опыт, он разработал щиты нового образца, для их изготовления была создана мастерская под началом боярина Михаила Юрьевича Захарьина. Хотя идеи Пересветова совершенно не соответствовали линии «Избранной рады». Да и проекты реформ Ермолая-Еразма так и не были внедрены, их затерли. Но о манипуляциях приближенных царь еще не подозревал. Был уверен: дела в России пошли на лад. И в семье у него была радость. 10 августа 1549 г. Анастасия родила их первенца, дочку Анну.

А потом пришло и время вразумить соседей. Армию на Казань снова возглавил царь, а «ведать» Москву без себя назначил двоюродного брата Владимира Андреевича и при нем как раз «новых» бояр, Курлятева и иже с ним. Полки собирались в Суздале, Муроме, Костроме, Владимире. Иван Васильевич выехал к ним 24 ноября. Но поход, который вся страна, напрягая силы, готовила два года, чуть не сорвался. Невзирая на присутствие государя, воеводы вдруг принялись местничать! Спорить о старшинстве. Как видим, своевольства бояр отнюдь не прекратились. А царь, которого принято изображать «тираном», на самом-то деле оказался не в силах унять разболтавшихся аристократов!

Начальники грызлись, полки стояли без дела, терялось время. Чтобы вывести ситуацию из тупика, 3 декабря Иван Васильевич послал нарочных в Москву, вызвал митрополита. Он приехал с епископом Крутицким Саввой и со всем клиром, уговаривал воевод послужить царю и Отечеству «в любви и братстве», «за святые церкви и за православное христианство». Доказывал, что в таком деле не может быть споров о «местах», грозил церковными карами [240]. Кое-как уломал, и лишь тогда войска выступили. Этот поход тоже выдался тяжелым. Ударили сильные морозы, люди обмораживались, хватало и замерзших. Царь себя не щадил, все время находился вместе с воинами, вдохновлял их собственным примером.

14 февраля 1550 г. полки осадили Казань. Иван Васильевич предложил ей капитулировать. Архимандрит Новоспасского монастыря Нифонт, участвовавший в походе, писал, что в городе имелись сторонники России, тайно прислали царю заверения открыть ворота. Но своих обещаний не выполнили, а сдаваться город отказался. Государь приказал строить туры — осадные башни, ставить батареи. Загремели залпы… Но сказалась задержка из-за боярских склок. Приближалась весна, таял снег. А осада в грязи и воде была бы гибельной для войска. Иван Васильевич попытался взять крепость до распутицы. Бросил войска на штурм. Но он не был как следует подготовлен, а казанцы во главе с Кощаком ожесточенно рубились. Русские врывались на стены, а их выбивали. Атаки захлебнулись… А потом начались «ветры сильные, и дожди великие, и мокрота немерная» [241]. Бурно таяли снега, дороги залило морями грязи, подвоз продовольствия прекратился. Люди были мокрыми насквозь. Порох намок. Оставалось лишь отступить.

Казанцы увидели, что русские уходят, воодушевились. Вывели из города все силы, присоединились их отряды, прятавшиеся по лесам. Двинулись в преследование, прижать измученные и растянувшиеся на марше полки к Волге и уничтожить. Дело могло обернуться полной катастрофой. Но молодой Иван Васильевич очередной раз проявил первую заповедь Макария — храбрость. Отправив вперед главные силы и артиллерию, он лично командовал арьергардом из легкой конницы. В рубках его отряд осаживал неприятелей, пока ратники сумеют протащить по грязи тяжелые пушки и обозы, переправят их через Волгу. По набухшему, опасному льду, среди промоин, царь и его воины покинули левый берег последними…

Но за первой заповедью опять пришла очередь второй — мудрости. В общем-то после нескольких неудач впору было задуматься: а стоит ли раз за разом повторять одно и то же? Или поискать другое решение? Казалось бы, за Волгой можно было поспешить в ближайший русский город, отдохнуть, обсушиться, обогреться. Но на пустынном берегу царь посчитал нужным задержаться. Его внимание привекла Круглая гора у впадения в Волгу реки Свияги, и Иван Васильевич не поленился самому подняться на нее с 30 воинами. Увидел, что оттуда открывается обзор на десятки верст вокруг. Это было стратегически важное место. Предание об основании Свияжска рассказывает, что царь, вернувшись в свой лагерь, прилег отдохнуть, и во сне ему явился святой Сергий Радонежский, повелел строить на горе крепость.

Просвещенные историки заменили эту легенду собственными домыслами, что идею внушил Ивану Васильевичу кто-то из воевод. Но те же самые воеводы, командовавшие полками, — Дмитрий Бельский, Шах-Али, Александр Горбатый, Петр Шуйский — уже неоднократно бывали в здешних краях. Круглую гору все они видели, но не придавали ей значения. А государь был тут впервые. Гору заметил и понял, насколько выгодно ее положение.