подняло голову, оно увидело бы, каким нетерпением и ненавистью сверкают узкие глаза Слыша.

— Ох как ты мне надоел! — наконец не выдержало Облако. — Ну так слушай: меня можно заморозить! Понял? Заморозить! Тогда мне конец. Я не смогу летать. Стану обыкновенной ледышкой, и всё. Но никто этого не знает. Так что перестань беспокоиться и дай мне в тишине оплакать мою разбитую жизнь…

— Заморозить… — прошептал Слыш. Он откинулся на сырые, тяжёлые подушки. На мгновение закрыл глаза. — Значит, так…

Карета ехала по улицам странными зигзагами. Её то заносило на тумбу, то она обдирала кору сухой липы.

Кучер на козлах что-то пел, хотя у него не было ни голоса, ни музыкального слуха. Лошади восторженно ржали.

— Дорогое Облако, — сказал Слыш, стараясь поудобнее устроиться среди мокрых подушек. — Я помогу вам отомстить. Откройте мне имена мальчишки и девчонки. Они у меня просто кувырком полетят в тюрьму, а если вы пожелаете, то и дальше — прямёхонько на виселицу.

— Что?! Что ты сказал?! — Облако отстранилось от груди Слыша, посмотрело ему в лицо. — Пусть я просто пьяное Облако, но… девчонку и мальчишку на виселицу? Только за то, что они подружились?.. — Облако сжало ладонью лоб, затрясло нечёсаной головой. — Негодяй! Как ты смел мне сказать такое? — Облако поднялось вверх, насколько позволяла теснота кареты. — Нет, я дальше с тобой не поеду! Останови карету, выпусти меня.

— Ну уж нет, — с ехидством прошептал Слыш, — попалась птичка!

— Куда ты везёшь меня? — Облако в страхе ударилось об стекло. По стеклу потекли винные струйки.

— В такую хорошенькую ледяную квартирку, — злорадно прошептал Слыш, наслаждаясь ужасом Облака. — Уложу тебя на ледяную кроватку. Что поделаешь, придётся тебе немножко постучать зубами от холода.

— Но за что? Что я сделало плохого?

Облако билось о стёкла, о стенки кареты.

— Ты сделало кое-что хорошее и за это поплатишься. У нас в королевстве этого не любят. А что касается твоих друзей, то я до них тоже доберусь, не беспокойся!

— Нет, нет, не трогай их! — Облако умоляюще сложило руки. — Они ни в чём не виноваты.

— Ты можешь просить меня сколько угодно, — отвратительно усмехнулся Слыш, — для меня твои слова не больше чем жужжание пчелы над ухом…

Тут карету потряс такой удар грома, что стёкла задребезжали, а лошади, сделав длинный скачок, понеслись стрелой.

В то же мгновение Облако разделилось на тысячу маленьких кусочков.

Карета наполнилась громким жужжанием — Облако превратилось в тысячу пчёл.

Главный советник Слыш в ужасе замахал руками. Но, как известно, это самый наихудший способ спасения от пчёл.

Пчёлы набросились на него со всех сторон.

Пять пчёл ужалили его в нос, семь — в лоб и несчётное количество — в щёки и шею.

Эти пчёлы жалили пребольно.

К тому же, надо добавить, это были не совсем обыкновенные пчелиные укусы. От этих укусов Слыша начало просто подкидывать на подушках. Слыш весь с ног до головы затрясся мельчайшей дрожью.

Дело в том, что у каждой пчелы вместо жала была крошечная молния — Облако разделило свою молнию на тысячу частей.

Пчёлы, зловеще жужжа, кружились вокруг Слыша и с особым удовольствием жалили его знаменитые уши.

Слыш метался, вскрикивал, подскакивал, хватался руками то за нос, то за ухо…

Наконец, не выдержав, он распахнул дверцу кареты.

Пчелиный рой не спеша, с торжественным гудением вылетел наружу.

Слыш от ярости так заскрежетал зубами, что кучер натянул вожжи и обернулся, решив, что произошла какая-то крупная поломка: по крайней мере отскочило колесо или сломалась ось.

Между тем пчелиный рой преспокойно летел над крышами.

— Поворачивай! За ним! Вдогонку! — прошипел Слыш.

Но улица была слишком узкой, и карета, став поперёк, застряла — ни взад, ни вперёд.

Слыш в бешенстве кусал себе ногти, пальцы, руки, глядя вслед Облаку.

Теперь это уже не был пчелиный рой — пчёлы слились во что-то одно длинное и очень знакомое.

Слыш узнал себя. Он узнал свои оттопыренные уши, свои ноги. Ноги были тощие, костлявые, в больших бледно-розовых калошах.

Глава 17

Художник Вермильон знакомится с жабой Розиттой

Облако прилетело домой тихое, присмиревшее. Послушно, без всяких капризов, улеглось под кроватью.

«Вот всегда так: нашумит, нагремит, а потом самому стыдно. Чувствует, что виновато», — подумала Лоскутик, вспоминая, как разозлилось Облако, подслушав её разговор с Сажей.

Но Лоскутик не знала, Облако мучило совсем не это.

— На кого ты сегодня похоже, что-то не пойму, — спросила она, свесившись с кровати и приподнимая край одеяла. — Где только ты такие уши раздобыло? Не знаю, с кем же сегодня ты виделось. Но только сразу скажу — с кем-то очень злым и противным.

Облако не ответило, повернулось к Лоскутику спиной, подтянуло коленки к подбородку.

— Ничего не случилось? — обеспокоилась Лоскутик. — Здорово ли ты? Что-то ты очень розовое.

— Нет, нет, спи, — вздохнуло Облако.

Лоскутик стала уже засыпать, как вдруг в открытое окно влетела летучая мышь. Начала летать по комнате, чертить в воздухе острые треугольники.

Поискала, за что бы ухватиться, чтобы повиснуть вниз головой, не нашла ничего подходящего и вдруг вцепилась Лоскутику в волосы.

Лоскутик осторожно, чтобы не сделать ей больно, разжала холодные лапки, стащила летучую мышь с головы.

Летучая мышь перелетела на шкаф, обиженно пискнула — видимо, ей больше нравилось сидеть, вцепившись Лоскутику в волосы.

Облако неохотно вылезло из-под кровати.

«Пи-пи-пи-ти-ти-ти! — тоненько заскрипела летучая мышь, как маленький ящик, который то выдвигают, то задвигают. — Ти-пи-пи-пи! Пи-ти-ти-ти!..»

Облако с досады даже беззвучно топнуло ногой в большой калоше.

— Тьфу ты! Ну не жаба, а сыщик. Откуда она узнала?

Летучая мышь покачала головой, слетела со шкафа, начертила в воздухе ещё один треугольник и скрылась в окне.

— Что, что узнала? — встревожилась Лоскутик. — Ты о чём?

— Вот пристала, как туман к болоту! — огрызнулось Облако. — Собирайся, пойдём к жабе Розитте.

Лоскутик и Облако на цыпочках прошли мимо комнаты Барбацуцы.

Барбацуца во сне стонала и вскрикивала: «Вулкан извергается! Спасайтесь! Бегите! Из него течёт манная каша! О!.. Сколько манной каши!.. Она зальёт весь город, всю землю!..»

Барбацуце и во сне не давала покоя манная каша.

— Знаешь что, — сказало Облако, когда они