class="p1">Иногда кажется, будто жизнь – какая-то бесконечная история бед. Этих бед так много, они так разбросаны и переплетены хронологией дней, что, начиная думать об одной автоматически попадаешь в болото саможалости. Хорошо, если рядом есть кто-то. Но что делать, если этот кто-то, забыв о своих проблемах, пол ночи жалел тебя, а потом лёг рядом, гладил по волосам и уснул на твоей постели?

Нана подняла голову с плеча Евы. Та мирно сопела, спокойная и такая теперь далекая от проблем подруги. Рыжие волосы смешно топорщились, грудь спокойно вздымалась в такт дыханию. Стараясь не разбудить, Нана села на кровати и, вставив обессиленные ноги в ботинки, встала. Покачиваясь от несошедшей дрёмы, она шла в столовую, не включая света, выпить кофе и посидеть в одиночестве. Однако там сидел Пи, спиной ко входу, и вглядывался в звёздное заоконное небо.

Девушка почувствовала укол разочарования, но, хлопнув по спине друга, села рядом.

– Ну что там? – спросила она.

– Тебе как будто дело есть, – буркнул Пи, – небось о своём убийце переживаешь? Не плачь, мы вот новых убийц скоро завезём на Персею. Они там всех повырезают, вот вы счастливы будете, да?

– Пи, – выдохнула Нана, – успокойся. Ты неправ. Ты же видел Эда – это хрупкое белокурое создание, разве способен он… – у неё дрогнул голос.

– Я знаю, что он неспособен. Потому что он – аморфная амёба, вот кто он. Эти зато способны, – буркнул Пи, – что они здесь делают, как выжили?… Я не понимаю. Наша миссия насмарку. Я ведь знаю, к чему мэр придёт, я знаю. Таким он соплежуем стал в последнее время, сил нет. Придётся нам все наши научные амбиции похоронить здесь, в вашей земельке, и везти этих мужиков на планету.

– Пи, ну не говори так про Эда!

– Прости, Нана, прости. Я просто… просто на нервах.

– Ева была права, эти люди – часть человеческой культуры, нашего бытия. Нас нельзя просто брать и лишать половины всего, – в этот момент Пи обнял девушку.

Он положил свой лоб на её плечо и в голосе синекожего появилась усталая хрипотца:

– Я же просто защитить вас хочу, глупые. Просто хочу, чтобы вы не наделали глупостей.

Возникло неловкое молчание. Нана разорвала объятия, закусила губу, отвернулась, а потом, выдохнув, произнесла:

– Пи, я беременна.

– Что? – глаза синекожего округлились, – а зачем тогда полетела?

– Ты не понял, Пи. Я не планировала это. Я беременна от Эда.

Персеянин поменялся в лице и, схватив девушку за плечи, резко развернул к себе:

– Какая же ты тупая мразь!

Нана удивлённо нахмурилась: она впервые слышала такие речи от друга (друга ли?) и впервые видела его таким злым.

– Ты с ума сошла? Зачем нужно было с ним трахаться? Чем ты думала вообще?

– Пи!

– Что «Пи»? Что за глупость! – глаза персеянина мутнели от ярости, – а как же твоя карьера? Как же всё?

– Остановись, Пи! – Нана повышала тон в надежде, что он услышит её, – это же моя жизнь, моё дело!

– Но Эд мужчина! – персеянин сжимал её плечи сильнее и сильнее всеми четырьмя руками, – что ты наделала, что ты наделала, дура!

– Да, и вот это уже не твоя забота! Я хотела радостью с тобой поделиться!

– Пошли сейчас же в мед кабинет, я помогу тебе абортировать этого урода, – Пи подтолкнул девушку к двери, но та, отступив, вытянула руки вперёд, защищаясь.

– Ты не тронешь моего ребёнка.

Гневная складка между бровей персеянина стала ещё глубже, и он – достаточно мягко, но достаточно сильно толкнул Нану в сторону. Его действия хватило, чтобы девушка, потеряв равновесие, ударилась затылком о стену корабля. Он быстро приблизился к ней и положил одну из своих рук на шею, сдавив её так, что воздух стал поступать в лёгкие девушки маленькой свистящей струйкой.

– Все вы, женщины человеческие, грязные шлюхи. Не надо было забирать вас из этой помойки вообще. Сгнили бы там, Персея ничего и не потеряла бы.

– Пи! – окликнул его из за спины голос Евы.

Она стояла в проходе, растерянная и неспокойная, в мятой ночнушке и следом подушки на щеке. Персеянин, удерживая Нану за шею, швырнул её в сторону и та, не успев уцепиться за стол, упала на пол. Ева подбежала к ней и стала помогать подняться.

– Ещё одна явилась! Тоже позащищать мужчин хочешь? Ты в курсе вообще была, что твоя подруга обрюхатилась?

– Да, ты с ума сошёл? – Ева физически ощущала тяжёлый нависающий гнев персеянина, но не в силах была сдержать своего негодования, – что ты творишь?

– Неееет! – Пи тряс руками и тяжело дышал, – это вы обе свихнулись, дуры! – он схватил алюминиевую флягу со стола и швырнул в девушек.

Персеянин промахнулся, и фляга звонко стукнула об иллюминатор. На глазах Наны уже блестели слёзы, но Ева была возмущена.

– Пи, хватит. Ты ведёшь себя неразумно.

Синекожий стремительно приблизился к ней. Нана подошла к ним тоже, прижимая руки к груди.

– Я? Чистокровный персеянин? Веду себя неразумно? – с этими словами он тремя руками с силой толкнул Еву в грудь. Она отступила, но не упала, и Пи продолжил речь, – Или вы, глупые человеческие самки? Только и умеете, что ноги раздвигать! – вдруг он резко схватил за волосы у корней стоящую рядом мулатку и дёрнул её к себе.

Нана взвыла от боли. Ева перестала отдавать себе отчёт в происходящем, она рванулась вперёд, и, выставив руки, ударила его куда-то в область лица. От неожиданности Пи отпустил мулатку и она, уже захлёбываясь слезами, отбежала от них. Зрачки персеянина расширились, ноздри вздулись, и он стал подходить к Еве ближе и ближе, толкая её плечи. Через пару секунд девушка ударилась головой о стену от очередного удара. Отступать было некуда. Она попыталась отойти в сторону, но Пи удержал её за предплечья. Ещё пару раз он тряхнул девушку – ещё пара ударов затылком привели девушку в состояние решимости, и она, сжав кулак так, что ногти впились в кожу ладоней, со всей силы ударила персеянина в область солнечного сплетения. Это не дало желаемого эффекта. Нана повисла на руке синекожего, что-то лепеча о том, чтобы он не трогал Еву. Пи отшвырнул её двумя руками.

В этот момент Ева выскользнула из своей ловушки и, оглянувшись, в поисках защиты, схватила нож с магнитной ленты. Она встала, чуть отставив ногу, и выставив нож перед собой. Девушка надеялась, что такой грозный вид остановит разбушевавшегося персеянина.

Однако, когда Пи повернул к ней голову, его глаза – расширенные от ярости зрачки, вздувшиеся ноздри, пульсировавшая жилка на шее