В три двадцать семь, как показывали настенные часы над холодильником, когда стакан Велиханова опустел на три четверти, дверь в номер открылась, и порог переступила девушка. На ней был мокрый от разгулявшегося дождя плащ болотного цвета и черный берет. Вокруг шеи обмотан вязаный шарф.

– Привет! – Велиханов расплылся в улыбке. – Долго же ты добиралась.

– Я уже спала, когда ты позвонил, – парировала она. – Мне нужно было время, чтобы собраться.

– Спала, значит? – Он отставил стакан и поднялся на ноги. Развязной покачивающейся походкой двинулся навстречу гостье. – Обычно по ночам спят люди с чистой совестью. А разве у тебя она чиста?

– Ты, как я вижу, опять нализался до чертиков, – в голосе – неприкрытое презрение. – Самому-то еще не противно? Каждый день одно и то же. Печенью еще не плюешься?

– Не уходи от темы, – он остановился напротив нее. – Как ты можешь спать по ночам? И почему не сплю я?

– Почему не спишь ты, я не знаю. – Девушка неторопливо расстегнула пуговицы плаща, и Велиханов получил возможность лицезреть надетое под него черное облегающее платье с многочисленными «молниями». – А я отлично сплю, Леня, так как моя совесть абсолютна чиста.

– В самом деле?

– Чего тебе надо? – Она решила резко переменить тему вязкого разговора. – Зачем ты хотел увидеться?

– Не догадываешься? – В новой улыбке Велиханов продемонстрировал гостье желтые кривые зубы. Изо рта несло перегаром. – Я хочу тебя. Хочу быть с тобой до утра. Раздевайся, солнышко мое.

– Да? А больше ничего не надо?

Он резко схватил ее за руку и дернул на себя. Девушка едва не упала, но Велиханов успел подхватить ее и привлек к себе.

– Послушай, милая, – ноздри Леонида широко раздулись. – После того что я сделал ради тебя, ты могла бы быть со мной хоть немного повежливее. И по телефону, и сейчас. Я не позволю тебе вить из меня веревки, как из какого-нибудь тупоголового осла. Я хочу тебя прямо сейчас. И я тебя получу…

Она, не мигая, смотрела в его широко распахнутые глаза. Велиханов тяжело дышал.

– Ты хуже, чем осел, – прозвучал наконец ответ. – Ты – осел в квадрате, Леня. – Его объятия стали жестче и болезненнее, а потому девушка поспешила пояснить свою мысль: – Если бы у тебя была хоть капля ума, ты бы понял, что нам сейчас просто категорически запрещено встречаться. Необходимо выждать время, а уже потом… Уже потом ты получишь все, что захочешь. Я обещаю. Это же так просто, так элементарно. Я и сегодня-то пришла на встречу с тобой только потому, что боялась, как бы ты не наделал глупостей. В твоем состоянии это неудивительно. Возьмись за ум, Леня, и завязывай с пьянками. Послушай моего совета. Надеюсь, никто не видел, как ты сюда приехал?

Велиханов отпустил ее. Руки его безвольно повисли вдоль тела. Он затравленно оглянулся на оставленный стакан с коньяком, развернулся, шагнул обратно, с размаху упал в глубокое кресло и взъерошил руками волосы.

– Меня подвез Мухалишин, – сказал он, беря в руки стакан.

– Что?!

– Что слышала, – он залпом выпил и тут же налил себе новую порцию. – Меня подвез Мухалишин. Но я не сказал ему с кем встречаюсь.

– Как это у тебя ума хватило?

– Заткнись! – Велиханов низко склонил голову и замер в такой позе, не выпуская спасительного стакана из рук. – Ты не можешь понять… Я измучился, милая. Я просто здорово измучился… Жить с этим… Я никогда прежде никого не убивал. Я так больше не могу… Слышишь?

– Я слышу. – Она прошла вперед и остановилась немного правее от того кресла, в котором он сидел. Раскосые восточные глаза недобро сузились. – Тебя что, совесть замучила?

– Вроде того. Можешь называть это и так, если тебе хочется.

Она приняла решение в одну секунду. Мозг словно сам автоматически сделал выбор, прокрутив возможные варианты. Она уже и так зашла слишком далеко. Возврата просто не было и быть не могло. А остановиться сейчас и позволить этому хлюпику изуродовать ей всю оставшуюся жизнь – было бы равносильно самоубийству. И все потому, что какого-то алкоголика загрызла совесть. Нет! Только не так! Пальцы коснулись узкого стеклянного горлышка нераспечатанной бутылки коньяка, сомкнулись. Тяжесть бутылки только укрепила изначальную решимость.

– Ты уже кому-нибудь что-нибудь ляпнул? С пьяных глаз?

Велиханов отрицательно помотал головой. Он все еще смотрел на зажатый в руках стакан и слегка раскачивал его. Коньяк волнами разбивался о стеклянные грани.

– Да ничего я никому не говорил. А вот тебе я кое-что сказать просто обязан. Сделать одно признание.

– Какое признание?

С бутылкой в правой руке она обогнула столик и зашла ему за спину. А может, все-таки не стоит? В конце концов, кто-то мог видеть, как она приходила сюда. Администраторша? Нет, она ее точно не заметила. Тогда кто? Вроде бы некому. Правая рука поднялась вверх.

– Я обманул тебя, – продолжил тем временем Велиханов. – Но обманул только потому, что хотел быть с тобой.

– В чем обманул?

Рука с бутылкой зависла в воздухе над самым темечком мужчины. Оставалось только резко опустить ее. И больше ничего.

– Не было у Скорпиона ничего с той бабой. С этой… как ее…

– С Лизкой?

– Да, с Лизкой. Ничего не было… Я просто наврал.

Он повернулся, и в этот момент она нанесла ему сокрушительный удар бутылкой по голове. Мириады звезд взорвались в сознании Велиханова.

– И что? – Орлов остановился за креслом, в котором сидел Гуров, и обеими ладонями уперся в кожаную спинку.

– Ничего, – полковник раздраженно пожал плечами. Голос его звучал непривычно отчужденно. – Мы в полном тупике, Петя. Мы, можно сказать, вернулись в исходную точку. То есть к тому, с чего и начинали. Ни одной более или менее стройной и оправданной версии, ни одного реального подозреваемого. Короче, полный тупик, я же говорю.

– Ну-ну, Лева, с чего вдруг такой пессимизм? – Орлов старался произвести впечатление уверенного в себе человека. – Все не так уж плохо. Канал наркоторговли перекрыли, подпольный бойцовский клуб вычистили – все это тоже чего-то стоит.

– Стоит, – не стал спорить Гуров. – Только ни Прилуцкий, ни Фролов к смерти Свешникова не имеют никакого отношения. В этом у меня уже нет сомнений. И та, и другая версии рассыпались в прах. Что тут прикажешь делать?

Крячко в разговор товарищей старался не вмешиваться. Он спокойно, как ни в чем не бывало, сидел в своем кресле и без особого интереса листал отчет, присланный по просьбе Орлова из РУБОПа, по факту преступлений в «Рекруте». Список получился очень внушительный, и Валерию Фролову при всех его высоких связях отмазаться от обвинений будет невозможно.

Орлов вышел из-за спины Гурова и занял свое законное начальственное место за столом. Руки его тяжело опустились на столешницу, и пальцы сплелись между собой.