поцеловали. Нежно, но настойчиво. Горячо, но, не давая сгореть в этом пламени. Вокруг моего бедра обвился хвост. Рубашку, каюсь, я сдирала сама с него. Как оказалась на кровати, помню с трудом, зато глухой рык из горла декана помню отчетливо.

Его руки везде, лицо, шея грудь, живот, бедра, колени. Губы следуют по пятам за руками. Язык сводит с ума. Мой стон заглушают поцелуем.

— Родная моя, я так тебя люблю… — волшебные слова, которые, возможно, после этого я никогда не услышу…

И это приводит меня в себя. Я не могу быть одной из многих. Жизнь и так на мне поскупилась. Лучше никак, чем так.

— Грин, я не могу, — прошептала я, но он услышал. Замер и уложил свою голову мне на живот.

— Ты права. Так нельзя. Обидеть тебя снова я не хочу. — Он и сам понимает, и признается в этом почти открыто. Нам не быть вместе, так как хочу я. Но и по его я не смогу.

На глазах снова слезы. Часто моргаю. Не помогает. Закрываю их совсем. Тяну руку, и достаю халат, декан отворачивается и дает мне накинуть одежду. Слезы текут. Остановить не могу. Светлая, помоги мне.

— Лина, я могу тебя попросить кое о чем?

— О чем?

— Оставь мне свой кулон.

— Зачем?

— Я могу заплатить за него, сколько скажешь. Свой подарок, как и обещал, завтра отдам.

— Зачем тебе мой кулон? — повторила я свой вопрос.

— Потому что он твой.

Устала, очень устала. Казалось, что я не спала несколько недель. На глазах слезы, я еле-еле стою на ногах. Кажется, что-то не так. Откуда такое состояние?

— Оставь себе. Я буду только рада. — Мне все хуже и хуже. Но я до сих пор стою спиной к декану. — Грин…

Уже шепчу и еще немного и свалюсь с ног.

— Грин…

— Лина? Что такое? — мгновение и я снова у него на руках. — Тебе плохо? К лекарям пошли.

Волнуется. А это приятно. Я теряю сознание, но перед этим слышу тихие слова декана.

— Я трус. Готов жизнь отдать за тебя, но боюсь того, что ты не готова это сделать ради меня.

В себя приходила тяжело. Но сразу поняла, кто находиться рядом.

— Хорошая моя. Ну, наконец-то, я думала, не дождусь. — Амалия.

— Эй, подруженька, ты чего меня довести до гробовой доски решила? — Кристиан.

— Рыжий, отойди ты от нее. Она только в себя пришла. — Гринвонд. Демон.

Открыла глаза, передо мной стояли вампир и дриадочка. Улыбались. Чуть позади, хмурый декан. И еще одна девушка. Спустя мгновение, я ее узнала. Мия. Девушка улыбнулась и кивнула.

— Так, дождались? А теперь марш отсюда, остолопы. — начал ругаться декан.

— Он так переживал за тебя, — склонившись, чтоб поцеловать, прошептала дриадочка.

— Не скучай, — чмокнул меня вампир, и мы услышали, как демон зарычал. Ли рассмеялась, а рыжий, подхватив ругающуюся Мию на плечо и схватив Амалию, выбежал из палаты.

— Клоун, — буркнул Грин.

— Не трогай нашего вампира. Мы с подругой его очень любим. Как брата.

— Да, не трогаю. Не трогаю. Как ты? Болит, что-нибудь.

— Нет. Я чувствую себя прекрасно. Можно мне вернуться в комнату?

— Вообще лекари разрешили, но я не хочу оставлять тебя одну в таком состоянии. Поэтому вставай и пошли.

— Куда?

— Ко мне.

— Что? Я не пойду. Я пойду в свою комнату. На крайний случай, могу с Амалией переночевать.

— Сестренка спит в ректорской доме. Одну я тебя не оставлю. Собирайся.

Я хотела возмутиться. Если потребуется, стучать ногами. Но мой настрой просекли. Ничего не говоря, подхватив мою сумку, не понятно, как тут оказавшуюся, и меня на руки, мы шагнули в портал.

Вышли уже в спальне, сбросив сумку на пол, меня аккуратно положили на кровать и укрыли одеялом.

— Лежи, я сейчас поесть принесу, — сказал декан по боевой подготовке и поцеловал меня в губы. Просто легкое касание, а мысли из головы вылетели. — Прости, не удержался.

Не удержался он! Я тоже скоро не сдержусь.

В комнате было темно. Горел камин и настольный кристалл, едва мерцал. На кровати могло уместиться человек пять. С двух сторон по прикроватной тумбочке. Напротив, большой шкаф и дверь, скорей всего, в ванную комнату. На полу мягкий ковер и окно почти во всю стену. Над кроватью забранный балдахин. Красиво и просто, но в тоже время все дорогое.

Декан вошел в комнату с подносом. Поставил его на тумбочку и, поправив мне подушки, чтоб я смогла удобно сесть, взялся за тарелку с бульоном.

— Я могу сама, — разгадав намерения демона, возмутилась я.

— Я тоже могу. Открывай и не болтай. — Мне протянули ложку, наполненною жидкостью, от которой исходил пар.

— Горячее, — хотелось капризничать.

— Да? — он поднес ложку к своим губам и подул на нее, а потом вновь протянул ко мне, — а сейчас?

Издевается, что ли? Открыла рот и проглотила.

— Умница, давай дальше. — Еще одна ложка, подул, протянул, проглотила. И так пока не закончился весь бульон.

— Овощи? — я отказалась. Бульона хватило. — Чай с пирогом?

— Нет, спасибо. Я сыта.

— А придется. Пирог готовила, моя названная мама.

Мне сунули кружку в руку, а во вторую кусок пирога. Под внимательным взглядом пришлось жевать.

— Очень вкусно.

— Императрица обрадуется, что тебе понравиться.

— Кто? — закашлялась я, а декан постучал мне по спине.

— Императрица демонов. Она любит иногда нас с Даем баловать своими пирогами и пирожками. — Улыбнулся Грин.

Он смеется надо мной? Хотя нет, наверное. Ректор наследник демонов, а декан его друг, и все возможно, что так оно и есть. Но императрица и кухня?! Названная мать? Ли говорила, что пятнадцать лет назад умерла его мама.

— Грин?

— Что, родная? — он будто очнулся от воспоминаний, когда я его окликнула.

— Почему названная мама?

— Моя и Дая родительницы были лучшими подругами, и когда мама погибла, императрица назвала меня приемным сыном. Для нашей расы это очень много значит.

— Ты хорошо помнишь своих родителей?

— Да. Как будто только вчера их видел. А ты? Расскажи про своих родных.

— Мама умерла при родах, отец бросил еще маленькой. Единственная, кто меня, наверное, любил, это тетя. Я у нее почти десять лет прожила. Она же меня и магии учила. Потом, после ее смерти, моим опекуном стал дядя по папиной линии. У него… ээ… у него были свои дети. На меня почти не оставалось времени. Зато я научилось искусству владения ножами. И по дому нужно было помогать, — не говорить же декану, что я там была единственной прислугой и работала на износ. А жила, так вообще впроголодь. И учил