одной волне. Мы наконец-то хотели одного и того же, и впервые я была единственной, кто пострадал бы, если бы поддалась своим желаниям. Поэтому я и пришла, потому что выбрала тебя, — она горько усмехается, и я вижу, как ее верхняя губа слегка приподнимается, когда я снова встречаюсь с ней взглядом. — Или, по крайней мере, я так думала, но на самом деле я просто танцевала под твою музыку.

— Мы никогда не были на одной волне, куколка, — заверяю я ее, поднимая руку, чтобы коснуться ее покрасневшей щеки. — Мы даже никогда не стояли на одной книжной полке.

Рафаэла не сводит глаз с моих, позволяя тишине установиться чуть больше секунды, прежде чем нарушить ее.

— Если бы я не пришла прошлой ночью, ты бы стал искать меня, Тициано? Или ты просто хотел увидеть, как я сдаюсь?

Мой большой палец медленно проводит по скуле, обходя линию челюсти, а затем возвращается к щеке.

— Я не помню, куколка, когда в последний раз я не получал того, чего хотел, и ничто, что бы ты ни сделала, хорошее или плохое, не изменит этого. Ты принадлежишь мне с той ночи, когда сказала, что только так я могу получить тебя в своей постели, и теперь ты будешь принадлежать мне вечно.

— Дурак! — Рафаэла ругается, и нам определенно нужно поговорить о том, что меня заводит, а что — нет.

Зачем бить меня, а потом ругаться, глядя на меня убийственным взглядом? Моя улыбка растет.

— Кто научил тебя ругаться, куколка? — Я дразню его, прижимаюсь губами к его губам и делаю шаг вперед, заставляя его тело отступить назад. — Бабушка во время вязания?

— Засранец!

Она снова ругается, и теперь мой смех становится громким.

— Ах, принцесса, нам будет очень весело вместе…

— Весело? — Протестует она, возмущаясь. — Сукин сын!

Я заставляю ее замолчать, склеив наши губы, проглатывая ее проклятия и протесты, и когда Рафаэла сильно прикусывает мой язык, у нее получается лишь заставить меня стонать.

Мой язык обволакивает ее, ее вкус доминирует в моем рту, в то же время ее запах, мягкость ее кожи и жало ее ногтей, вонзающихся в мои руки, проникают в мою нервную систему.

У Рафаэллы есть такая способность — переполнять меня почти без остатка, но при этом постоянно вызывать во мне желание узнать, что еще я могу от нее получить. Месяцы подавления. В груди у меня бурлит, заставляя кровь кипеть в жилах. Уверенности в том, что на этот раз ничто в этом мире не остановит меня, достаточно, чтобы сдерживающие факторы, которые я железным кулаком держу над собственным телом, взбунтовались, пытаясь разорваться.

Я хочу безоговорочно погрузиться в колодец наслаждения, которым является женщина в моих объятиях, но я не тороплюсь. Погрузиться в киску Рафаэлы будет просто рай, это точно. Но заставлять ее умолять об этом? Это будет похоже на ад, стоящий на коленях у моих ног.

Она прижимается спиной к стене, и наши тела выравниваются. Одна моя рука сжимает ее стройную талию, а другая перебирает ее волосы, проникая в пряди на затылке и распуская их, пока они не повиснут свободно на моей руке.

Сопротивление моей жены длится почти недолго: ее нелепые проклятия превращаются в стоны в моем рту, а все ее тело реагирует на мои грубые прикосновения, подаваясь навстречу мне в безмолвной мольбе о большем.

Ее грудь вздымается, руки обхватывают мою шею, а голова двигается в ритм, следя за каждым крошечным движением, чтобы не пропустить ни крошки прикосновений.

— Я ненавижу тебя, — стонет она, когда я отстраняюсь, чтобы она могла отдышаться.

Я целую и покусываю ее подбородок, спускаюсь зубами к основанию ее шеи и лижу ее рот.

— Пока твоя киска любит мой член, куколка, мне все равно.

Ее глаза снова проклинают меня, но я не даю ее губам времени сделать то же самое. Я впиваюсь в нее поцелуем, граничащим с насилием, и провожу пальцами по ее шее, слегка надавливая. Рафаэла задыхается, и я хрипло смеюсь ей в губы.

Я стягиваю бюст платья, и ее груди с розовыми твердыми сосками подпрыгивают и сдавливаются моими ладонями, пока Рафаэла не начинает умолять о дыхании. Только тогда я отстраняюсь, медленно смачивая губы, наслаждаясь зрелищем.

Голубой цвет ее радужки поглощен чернотой зрачков, припухший рот измазан помадой, а волосы в беспорядке из-за неуверенно распущенной прически.

— Идеально, принцесса, — я погружаюсь в ее грудь, посасывая сосок, обводя его языком, а затем царапая зубами.

Рафаэла испускает слабый крик, ее тело прижимается к стене, а моя рука находит другой сосок и играет с ним между пальцами. Она теряет себя в ощущениях. Я впитываю каждый ее стон, питаясь отчаянными движениями ее тела. Я целую, лижу и сосу, пока Рафаэла не растворяется в моих руках и не начинает тереться об меня, отчаянно желая большего. Пока у меня не останется никаких сомнений:

О на может ненавидеть меня сколько угодно, но она сделает это в моей постели и будет просить пожалуйста.

34

ТИЦИАНО КАТАНЕО

— Надеюсь, ты пойдешь сразу в нашу комнату, — предупреждаю я, позволяя Рафаэле толкнуть меня под руку. Она бросает мне сердитый взгляд через плечо и топает прочь. Я даю ей пять минут, чтобы последовать за ней, и цокаю языком, когда обнаруживаю, что она все еще в свадебном платье. — А я-то думал, что упустил время, чтобы развернуть свой подарок…

— Мне нужна помощь с платьем, — признается она, ее голос звучит сквозь зубы, и я смотрю на ряд микрокнопок на ее спине. Их там десятки.

Я облизываюсь, снимаю пиджак и позволяю Рафаэле увидеть улыбку в уголках моих губ в зеркале, перед которым она стоит. Я отстегиваю свою двойную кобуру и оставляю ее на серванте рядом с дверью.

Я полностью разоружаюсь, а затем приближаюсь, неся только свой любимый нож, который всегда со мной: дамасская сталь с замысловатыми узорами и прочной рукояткой из слоновой кости.

— Просишь так мило… — шепчу я ей на ухо, встречаясь с ней взглядом через отражение.

Ее веки медленно опускаются, и она вздрагивает, но, поняв это, Рафаэла открывает глаза, решив сопротивляться. Я громко смеюсь.

В двух шагах от нее я кладу нож на комод и снимаю галстук. Бросаю его на пол, не сводя глаз с жены. Я расстегиваю пуговицы на своей рубашке, наблюдая за тем, как медленно колышется ее горло. Рафаэла остается неподвижной, гордой статуей, но я вижу, как слегка дрожат ее губы, как учащается дыхание, как руки сжимают