– Как погода? Вы на машине? – задал Антон Дмитриевич стандартно светские вопросы, служащие своего рода лакмусом: как реагирует пациент, каковы его интонации.

Профессор отвечал с задержкой, словно припоминал – будто погода и способ передвижения были чем-то, что недостойно его высокого внимания и тем более разговора. Коняев слегка нахмурился на такую реакцию и насторожился.

– Какие у вас планы на отпуск? – осведомился он.

– Отпуск? – переспросил Остужев. – Хм. Да какой там отпуск! Сейчас совершенно не до отдыха. Столько дел!

– Над чем же вы нынче работаете?

– Есть кое-какие задумки. Да не кое-какие! Напротив, очень, очень много всевозможных идей и планов! Только бы успеть! Только бы довести до конца! Вы, как узнаете, снова ахнете! И весь мир ахнет!

– Можете поделиться?

– Нет, нет, ни в коем случае! Коммерческая и профессиональная тайна!

– Что ж. Вы по-прежнему преподаете?

– Преподаю – да! Только что в том толку? Да, пытаюсь хоть как-то приподнять современную молодежь. Выволочь, что называется, из трясины невежества. Но это все сизифов труд. Бессовестный отъем у меня драгоценного времени.

– Основное внимание вы уделяете научным изысканиям?

– Да, да! – со страстностью воскликнул профессор.

– Вы ведь на канале «Три икса плюс» работаете? Они вас финансируют?

– О, да! Чтоб им пусто было!

– А почему пусто?

– Они, во главе с Чуткевичем, – настоящие преступники, подлинные вурдалаки! Убийцы!

Однако психиатр не стал продолжать сию острую тему, лишь внимательно поглядел проницательным своим глазом на пациента и выразительно покашлял. И решительно сменил направление разговора.

– Что вы сейчас принимаете? – спросил.

– Ничего! – почти восторженно прокричал Остужев.

Коняев нахмурился:

– И карбамазепин не берете? И литий?

– Ни-че-го!

– Но вы же знаете, я вам говорил, и вы прочувствовали это на себе, что нормотимики, к коим относятся и литий, и карбамазепин, только способствуют вашей профессиональной деятельности. Они ни в коем случае не срезают у вас каких-то способностей и умений, напротив, заглаживают некие выступы, шероховатости, позволяют вашим мыслям и идеям литься более ясно и плавно, а главное, направляют их в созидательное русло, не раздергиваясь на то второстепенное, что может вас излишне тревожить. И предохраняют вас от острой фазы.

– И тем не менее – нет! Баста! Хватит с меня этих таблеток!

– Да? И как бы вы, скажите, оценили свое теперешнее самочувствие? По десятибалльной шкале?

– На девять баллов!

– О, прекрасно! Девять из десяти – значит, у вас все обстоит хорошо. Даже прекрасно! Но все-таки вы попросили у меня встречи. В таком случае, зачем?

– Чуткевич – страшный интриган! Он подлец! Он просто хочет сжить меня со свету!

– Чуткевич – это ваш руководитель канала?

– Именно!

– Но вы говорили, что это именно он пригласил вас? Предоставил хорошую должность, а также возможность спокойно дорабатывать и совершенствовать ваше изобретение?

– Да, так было! Но теперь! Теперь прихвостни Чуткевича вполне овладели той техникой, что я создал, и я им совершенно перестал быть нужен! Они справятся без меня! Зачем им платить мне, содержать меня, оплачивать мои изыскания? Чуткевич хочет убрать меня, самым подлым, наглым образом! Уничтожить!

– Откуда же у вас такие сведения?

– Есть информация, – туманно ответствовал Остужев.

– Например? – упорствовал врач. – Вам кто-нибудь об этом говорил вслух?

– Да на канале только об этом и говорят!

– Так напрямую и говорят? Кто конкретно?

– Говорят – все!

– Вам лично?

– Мне лично – нет, но я ведь слышу разговоры!

– Значит, сотрудники на это намекают?

– Да, намекают! Шепчутся за моей спиной! Смеются!

– Ах, вот как. И из этих усмешек и шепотков вы сделали вывод, что виновен во всем Чуткевич и хочет расправиться с вами?

– Не только! – страстно воскликнул профессор и сбивчиво, с пятого на десятое, рассказал о двух визитах к нему в загородный дом чернявого, колотящегося мужчины.

– Да, неприятно, – посочувствовал Коняев. – Но при чем же здесь Чуткевич?

– Как вы не понимаете?! Только он мог подобное задумать!

– Но зачем ему?

– Свести меня с ума! Выбить из колеи! Сжить со свету! А еще, представляете, – и профессор поведал, как два юных хулигана облили его зеленкой на ступеньках альма-матер. А в конце воскликнул: – Вы спросите, как связаны тот чернявый у меня на даче и эти двое? Казалось бы, никак. Так что это – просто совпадение? Сегодня одно, а завтра другое? И только в одном случае у всего происходящего появляется смысл! И все становится на свои места! Если знать, что имеет место самый настоящий заговор!

– И вы – знаете?

– Ну конечно!

– А против кого заговор?

– Естественно, против меня!

– А вам не приходило в голову, что Чуткевич мог бы от вас избавиться более простым и менее затейливым образом? Например, просто вызвать и попросить написать заявление по собственному желанию?

– Э-э, нет. Он, во-первых, настоящая скотина и интриган. Ему доставляет удовольствие травить и мучить людей. А во-вторых, у меня с его каналом пожизненный контракт. Пока они пользуются моим изобретением – я работаю у них. И наоборот: пока я работаю – они пользуются им. А если я умер, сошел с ума, заключен в клинику? Тогда они без всяких яких смогут употреблять мои приборы и мое ноу-хау! Без меня!

– Давайте-ка померяем давление, – постарался отвлечь Остужева от бредовых мыслей психиатр. Он вставил в уши фонендоскоп, достал тонометр – старинный, безо всяких табло и батареек, велел пациенту засучить рукав, начал размеренно оборачивать манжеткой его плечо. Накачал воздух в грушу. Послушал сердцебиение. Посмотрел на циферблат. Удивленно вздернул брови. Спустил воздух. Накачал еще раз.

– Артериальное давление повышенное. Сто шестьдесят на сто. И пульс! Сто двадцать ударов в минуту! Вы что-нибудь от давления берете?

– Я вам говорил уже: я прекрасно могу теперь обходиться без таблеток!

– Но, вы знаете, ваше состояние срочно надо лечить. И, полагаю, нормотимиками уже не обойдешься. Придется подтягивать более тяжелую артиллерию.

– Нет!

– Но иначе вы можете выкинуть не сегодня завтра какой-нибудь кунштюк. И тогда вполне возможен вопрос о госпитализации. А вы представляете, что это будет значить для вас? Скандал! И на кафедре, и на канале! Да во всем мире! Вы ведь известная величина, шутка ли! Лауреат Шнобелевской премии, автор всемирно признанного изобретения! Возможный кандидат на Нобеля! Доктор наук! Вам надо, прежде всего, надежно обезопасить самого себя!