Я пришла домой. Естественно, расстроилась безумно. А у меня как раз гостила одна моя парижская подруга. Это был 1985 год, я тогда начала ездить во Францию. Подругу звали Эмма, она часто приезжала в Москву.

Жизнь Эммы складывалась как в романе. Она окончила институт иностранных языков, французское отделение, и решила во что бы то ни стало уехать во Францию. Естественно, уехать так она не могла, надо было искать мужчину, чтобы выйти за него замуж. Она нашла француза. Он о серьёзных отношениях даже не помышлял. А любовник для кратковременной связи Эмму не устраивал, ей надо было, чтобы он сделал ей предложение. Это было очень трудно.

И Эмма придумала беспроигрышный вариант – стала подкладывать под живот вату, и объявила всем, что беременна. О своём интересном положении она тут же сообщила своему французскому любовнику Он начал писать ей самые нежные письма, а живот всё рос и рос. Он обещал приехать в Москву, жениться на ней и увезти её во Францию.

За неделю до приезда жениха Эмма сделала себе «выкидыш»: убрала всю вату. Он увидел её больную, в печали, сам ужасно переживал, что они потеряли ребёнка. В конечном счёте она своего добилась: вышла замуж за француза и уехала во Францию.

Он давал ей один франк в день. Естественно, Эмма как девушка свободолюбивая, хоть и приехала из-за железного занавеса, такого к себе отношения не потерпела. Она ведь совсем не так представляла себе жизнь на Западе.

Через год Эмма развелась с французским мужем и устроила всё так, что все друзья-французы подтвердили на суде, что виноват он, а не она. И Эмма ушла в свободное плавание, имея французскую фамилию… Ей было уже легко.

…Так вот, когда после того как меня лишили роли, я пришла домой в расстроенных чувствах, лох лохом, и всё рассказала Эмме, она, совершенно не театральный человек, сказала такую фразу: «Так Тараторкин увидел, что ты его переигрываешь, поэтому он тебя и снял с роли». Так ли это было, я не знаю. Но то, что с моей помощью ушли Резниковича, это точно. И актёры, которых я поддержала в этом неблагородном деле, наверное, могли меня защитить.

После этой истории я перестала разговаривать с Тараторкиным. Не разговаривала с ним десять или пятнадцать лет. Мы даже не здоровались. Это, пожалуй, был первый случай, когда я в театре с кем-то не разговаривала.

Потом уже одна ассистентка рассказала мне такую историю. Однажды на Киностудии имени Горького снимали сказку, там был персонаж Кощей Бессмертный. И они решили, что Тараторкин очень подходит на эту роль. Эта ассистентка позвонила ему с таким предложением. Он стал кричать на неё – как она смела предложить ему эту роль. И ассистентка сказала мне: «Вы знаете, Валентина Илларионовна, я попала в цель стопроцентно…»

Мир тесен, особенно театральный. И на каком-то вечере мы с Тараторкиным читали Достоевского. Прошло время, он забыл, я забыла, наверное, простила, и мы заговорили друг с другом, как будто ничего не случилось.

Не зря говорят: всё, что ни делается, всё к лучшему. Как только меня сняли с роли, на другой день раздался звонок: «Валентина Илларионовна, это Сергей Вадимович Бодров. Я написал сценарий и собираюсь снимать фильм „Непрофессионалы”. Мне хотелось бы, чтобы вы сыграли главную роль».

Мне прислали сценарий, я его прочитала, сценарий мне безумно понравился. Потом Бодров сказал, что хотел бы сделать пробы. Я спросила, во что будем одеваться? «Захватите с собой что-то из дома, что могла бы носить женщина в доме престарелых», – ответил он. Я захватила старенькую береточку, ношеный розовый халатик, спортивный чёрный костюм. И сделала пробу. Бодров сказал: «Всё, я вас беру. Я так и знал, что не ошибся». Я говорю: «А у нас потом будет примерка костюмов?» – «Нет, вы будете сниматься в этом костюме». И я снималась в этом костюме.

Сценарий был написан потрясающе. Единственная трудность состояла в том, что мы снимали в реальном доме престарелых, за 80 километров от Алма-Аты. Мне надо было не выделяться среди постояльцев. Не знаю, удалось это или не удалось, но на Международном кинофестивале в Турине фильм отметили премией, а я получила приз за лучшую женскую роль.

Фильм лежал один год на полке, его не выпускали, но потом выпустили. Наступило уже другое время. Когда вспоминаешь те съёмки, видишь мысленным взором всё так чётко, как будто это было вчера.

Помню жителей этого дома престарелых, казахов и русских. Там находилась бабушка, которая не ела, не пила от горя и тоски. У неё был сын, сноха, дом, а её привезли в дом престарелых. Сдали как ненужную вещь. И все об этом говорили. Естественно, без слёз на неё нельзя было смотреть. И я предложила Сергею Владимировичу: «Давайте поедем к её сыну». У меня почему-то теплилась надежда, что наше участие заставит этих людей одуматься.

Сергей сразу согласился. Он ведь очень отзывчивый человек. И он рассказывал, что у него есть пятнадцатилетний сын Серёжа, которого он очень любил. Кто мог тогда знать, что этот мальчик, Сергей Бодров-младший, станет известным актёром, талантливым режиссёром и погибнет на съёмках своей картины, похороненный под тоннами смертельно тяжёлого снега.

Мы приехали в семью этой бабушки, они накрыли нам стол. По-моему, я там плакала. Мы увещевали: «Ребята, нехорошо, что вы отдали туда мать. Она не ест ничего. Она находится в ступоре, что при живой родне, сыне и невестке, её увезли в дом престарелых». Они дали нам слово, что заберут мать. Потом мы такой аргумент им приводили: «Ну, ребята, будет кино, вашу бабушку все увидят. Это же позор!» Они обещали: «Да, да, хорошо, мы сделаем». Мы потом узнавали: нет, не взяли. Они жили недалеко от этого дома престарелых, они были не казахи, они были русские. Вот такой у нас народ.

Мы сняли фильм. Бодров не делал каких-то режиссёрских замечаний, он ведь сценарист, и это была его первая режиссёрская работа. У него всё шло от сердца, я его сама для себя переводила. И выходило очень хорошо и точно. Общение с ним – большое удовольствие, и я была счастлива, что снималась в его картине.

Я потом следила за его работами. Мне всё время хотелось посмотреть его фильм «Великий монгол». Однажды его должны были показывать по телевизору, я опаздывала, влетела в комнату и начала быстро искать по всем каналам, и вдруг наткнулась на этот язык, язык Бодрова. По-моему, он был влюблён в Восток и в бескрайние казахстанские степи. Они на него действовали. Мне кажется, что он человек пространства, космоса, ему тесно в городской квартире.

Потом, когда мы встречались, он говорил мне, что многие считают «Непрофессионалов» одним из его лучших фильмов. А я могу добавить, что это – картина, за которую мне не стыдно.

Маргарита Эскина, директор Центрального дома актёра, была арбатской Маргаритой. Не раз здание пытались отнять государственные чиновники. Но дом на старом Арбате удалось отстоять. Маргарита Александровна продолжила дело своего отца, возглавив ЦДА в разгар перестройки. И она видела, как горел Дом актёра. Это был поджог. Огонь уничтожил здание, почти весь архив ВТО, уникальную библиотеку, легендарный ресторан, помнивший всех знаменитых артистов.

Потом была битва за новый дом, Мария Владимировна Миронова, по легенде, ногой открыла дверь в кабинет Ельцина, и он передал в аренду на 50 лет здание Министерства культуры СССР на Старом Арбате. Очередная попытка отобрать этот лакомый кусочек состоялась в 2007 году, когда пришёл ОМОН с требованием освободить здание. У Эскиной не ходили ноги – что-то было со спиной. Она лежала, ОМОН встретил Владимир Этуш. Его спросили: «А вы кто такой?» Он ответил, что он не только народный артист, но ещё и заместитель директора.