Ночь. Тиха и божественна ночь. Когда неслышимо падает таинственный снег и не светят звезды, и в этой тиши каждый малый звук звучит почти набатом.

Сандрик не спал. Каждый мускул его был напряжен, каждый нерв натянут — рядом, за стенкой, в комнате была Наташа… Он давно забыл, что она его мать, да и не думал как-то об этом серьезно никогда. Он ждал, когда погаснут все огоньки в даче, наступит полная тьма, и тогда он пойдет к ней! Если она прогонит его, он не уйдет. И заставит ее решить дальнейшее, которое он видел только с ней.

Он посмотрел на часы. Половина второго… Все, конечно, утихомирились.

На голое тело он надел шелковый халат и босиком прошел по коридору. Не скрипнула ни одна половица — это он умел! Дверь в комнату была приоткрыта, и он прислушался… Даже дыхания не было слышно… Он вошел. Свет от белого снега, идущего с небес, освещал комнату Наташу, которая спала, подложив обе руки под щеку, едва прикрытая одеялом. Смутно поблескивало гладкое плечо, светилась стриженая головка с каплей серьги в ухе… Сандрик остановился и наслаждался всем этим — тишью, светом, спящей Наташей…

Он подошел к постели и положил свою горячую руку на прохладное плечо Наташи. Она проснулась не сразу, видимо, только когда жар от руки проник в нее. Она узнала Сандрика, но подумала, что он ей снится, и сказала расслабленно и нежно:

— Сандрик… Это ты? Я так ждала тебя… — Во сне она могла позволить себе любить его, не разбираясь, кем он ей приходится… Но Сандрик не исчез и тогда, когда она приподнялась на локте, совсем проснулась и даже протерла глаза. Он сидел рядом с ней — сжимая руками ее плечи так, что больно дышать. Тут она испугалась и чуть не крикнула — пусти! — но вовремя вспомнила, где она и сколько людей может ее услышать.

Она знала, что пройдет еще секунда-другая, и тогда…

— Нет! Нет! — закричала Наташа, забыв о том, что кто-то может услышать ее. Дрожа, как в малярии, села, натянув на себя простыню. Она не могла говорить.

— Что ты делаешь, Наташа… — с тоской прошептал Сандрик, — зачем?

Она, закуривая — вдруг дико захотелось курить, сказала:

— Нельзя. Мы не должны… Не надо, Сандрик. Уйди.

Он отнял руки от лица — оно было сейчас спокойно и совершенно лишено выражения. Он тоже закурил и как-то с трудом выдавил, придавая голосу насмешливый тон:

— Так ты меня совсем не любишь?

Наташа сжалась. «Неужели он не берет в расчет ничего?»

— Сандрик, — сказала она, — разве в этом дело? Ты знаешь все. Ты знаешь, что я испытываю к тебе. Ты же знаешь, Сандрик!

Она говорила с надрывом, и в голосе ее звучали слезы, не слезы даже, а подступающие рыдания.

Он поднялся, сел на постели, надел халат, замял сигарету и сказал:

— Прости. Наверное, так нельзя было… Я сошел с ума, когда увидел тебя в аэропорту… И ждал этой ночной минуты, как… — Он не продолжил, а, поцеловав ее легонько в щеку, встал и ушел не оглянувшись. Она хотела сказать еще, что все не так и он должен понять. Ей нужно было его присутствие, их разговор, их сближение после долгой разлуки… Она не хотела определять — чего же она хочет?.. Она хотела, чтобы он был рядом, но…

И вдруг на пороге балкона появился Алек. В пижаме и махровом толстом халате…

Наташа же сидела почти голая — простыня лишь прикрывала грудь. Она заметалась и накинула на плечи свитер. Одеяло валялось на полу.

Алек поднял одеяло, положил на постель и сел рядом в кресло.

— Не волнуйся так, — сказал он насмешливо, — я тебя не буду насиловать. (Боже! Неужели он все слышал? Что ей делать?) Я хочу с тобой поговорить, наконец, откровенно. Этого так и не произошло у нас за всю нашу долгую семейную жизнь… Ведь так?

Но Алек как будто и не ждал от нее подтверждений или каких-либо слов. Он сказал:

— Я просто хочу знать всю правду. Меня мучит, что я был обманут как последний сопляк. И кем? Девочкой, приличной и скромной! Кто этот Сандрик? Кто он? И зачем он здесь? Мать рассказала мне печальную повесть о твоей юности… Но я этому не верю ни на грош! Ты не могла быть матерью тогда. Ты была слишком невинна, да, это так… Этот Сандрик — твой любовник! Скажи мне честно, и все встанет на свои места. Мне до фени твои любовники! Развлекайся как хочешь! Но не у меня на глазах и без вранья насчет сыновей, брошенных детей и прочей мути.

Наташа заплакала. Она не притворялась, она плакала по-настоящему… О чем? Обо всем. И об Алеке, у которого тоже не сложилось ничего из-за нее… Наташе вдруг стало совестно перед ним, перед Алисой, перед Игорем и даже перед Инкой. Она всех скрутила, всех обоврала, а теперь хочет выйти гладенькой и отмытой добела из пены вод.

— Алек, — сказала она мягко, — послушай внимательно, помолчи и поверь. Я буду говорить тебе правду. Впрочем, ты ее уже знаешь. Да, со мной случилась страшная беда в ранней юности. Да, она меня сломала и сделала такой, какой ты меня знал. И я не изменилась. Я по-прежнему отношусь к мужчинам с полнейшим равнодушием и… я до сих пор боюсь… секса. Все, что рассказала моя мама твоей, — правда. Чистая правда. И мне нечего добавить. Я, живя с тобой, все время мучилась тем, что не рассказала тебе о… том, что со мной случилось. Сколько раз я уже была готова к разговору, но пугалась — вдруг ты не поверишь. Не поймешь. Или разозлишься. Я говорила тогда тебе правду — я любила тебя, по-своему, как умела. И когда ты ушел к Инне — мне было очень больно, но я понимала, что так надо, что так ты будешь счастлив, а ты этого заслуживаешь. — Наташа протянула руку и погладила Алека по голове — такая жалость к нему охватила ее — бывшему мужу, с которым, может быть, и смогла бы у нее состояться жизнь. Если бы она не была такой трусливой душой.

И Алек сломался. Он заплакал. И заплакала она. Они плакали о неудавшейся жизни — каждый о своей. Сквозь слезы Наташа сказала:

— Поверь, Сандрик — мой сын.

И Алек заговорил, сквозь слезы:

— Наташка, я верю… Теперь — верю… Наташка, Наташка, ведь я всегда любил тебя и люблю сейчас… («А вот этого не надо», — подумала Наташа и убрала руку с его головы — она поглаживала его еще густые, черные с проседью волосы.) — Не получилось у нас с Инкой… Был секс. Кончился. И оказалось — ничего больше нет. Есть, конечно, Лизка… Но мы с ней как-то не очень контачим… А может, нам все начать сначала? Дети взрослые. Проживут уже без нас… Инка? Что — Инка? Мне кажется, она с радостью сбежала бы отсюда («но прихватив тебя», — подумала Наташа прозорливо), знаешь ведь, какой у маман характер? Она Инку заездила, и та уже, по-моему, всех нас ненавидит… А, Наташка?.. — И ждал ответа.

Наташа заметалась. Конечно, она откажет, потому что уже давно не любит Алека, абсолютно равнодушна к нему… Сейчас вот что-то накатило. Но отказать надо так, чтобы он не обиделся, ей не хотелось его обижать! И тут она вспомнила, что у нее все еще нет секретаря! Она возьмет Алека! Как она раньше об этом не подумала! Он защитит ее от Динара и его козней! Он будет рядом — верный и преданный, кто никогда не предаст ее!