На рассвете ветер еще больше усилился и поднимал такие волны, что они вздымались выше мачты. Яхту болтало под убранными парусами, мы то взмывали на гребни валов, повсюду видя ревущее море без конца и края, то скатывались во впадины, откуда, казалось, мы больше не выберемся. По моим грубым подсчетам нас вынесло почти к северному побережью Ирландии. Было бы полным безумием в такую погоду направляться к незнакомому и опасному берегу, но я взял курс на пару градусов к югу, чтобы нас не унесло прочь от западного берега, если мы уже прошли Мэлинхед. Утром Люси показалось, что она видела очертания рыбацкой лодки, но точно мы этого утверждать не могли, поскольку стоял густой туман. Скорее всего, это была лодка того самого Муллинса, который вроде бы разглядел нас лучше, чем мы его.

Весь второй день мы продолжали держать курс на юго-запад. Туман усилился настолько, что с кормы мы едва видели бушприт. Наше суденышко показало великолепные мореходные качества. Мы уже смирились со своим положением и настолько уверовали в его надежность, что и думать забыли о том, что нас где-то может подстерегать опасность, тем более что ветер и шторм стали понемногу стихать. Мы даже хотели поздравить друг друга с тем, что выбрались из этой передряги, как тут нас неожиданно постигла ужасная катастрофа.

Часов около семи вечера я спустился поискать в рундуке чего-нибудь съестного, как вдруг услышал сверху изумленный крик Люси. Я мигом ринулся на палубу и увидел, что она стоит у румпеля и напряженно всматривается в туман.

— Джек! — крикнула она. — Я слышала голоса. Здесь рядом кто-то есть.

— Голоса? — не поверил я. — Это невозможно. Если бы мы были у берега, мы бы слышали шум прибоя.

— Тсс, — прошептала она. — Послушай сам.

Мы стояли, изо всех сил напрягая слух, как вдруг впереди по правому борту на нас из тумана стремительно двинулся длинный ряд римских цифр, над которыми как бы парила огромная женская фигура. Времени на раздумья или реакцию уже не оставалось. Над нами навис темный силуэт, паруса наши опали, а затем выплывший из туманной мглы огромный корабль обрушился на нас, как хищник набрасывается на жертву. Инстинктивно я успел схватить висевший на румпеле спасательный пояс, одел его на Люси и, схватив ее за талию, вместе с ней прыгнул в воду.

Очень трудно описывать то, что происходило дальше. В подобных ситуациях полностью теряешь чувство времени. Возможно, минуты, а возможно — и долгие часы я плыл рядом с Люси, как только можно подбадривая ее, уговаривая положиться на спасательный пояс и не тратить силы. Она выполняла все мои указания и держалась очень стойко. Всякий раз, когда нас поднимало на гребень волны, я оглядывался в поисках нашего погубителя, но тщетно. Мы оба кричали, взывая о помощи, но ответом нам был лишь рев ветра. Я плавал хорошо, но намокшая одежда стесняла движения и тянула вниз, так что силы стали понемногу оставлять меня. Я оставался рядом с Люси, и она заметила, что я слабею.

— Держись за пояс, дорогая, что бы ни случилось, — проговорил я.

Она повернула ко мне свое прекрасное лицо.

— Если ты меня покинешь, я его сдерну.

Нас снова вынесло на гребень волны, и я оглянулся. Ничего не видно. Но чу! Что это? Я услышал какой-то режущий ухо, лязгающий звук, отличавшийся от плеска волн. Да — скрип весел в уключинах. Мы еще раз крикнули «Помогите!». Нам ответило раскатистое «Эгей!», и следующее, что мы помним, когда пришли в себя, — мы лежим в теплых и удобных подвесных койках, а вокруг — добрые и заботливые лица. Мы оба были без чувств, когда нас поднимали на борт.

Нас подобрал большой норвежский барк «Фрейя» водоизмещением в пятьсот тонн, пять дней тому назад вышедший из Бергена и направлявшийся в Аделаиду на берегах Австралии. Ничто не могло сравниться с тем радушием, с которым капитан Торбьорн и команда судна отнеслись к двум несчастным, выловленным из бурных вод Атлантики. Впередсмотрящий заметил нас, но отворачивать было слишком поздно. Они сразу же спустили шлюпку, которая после тщетных поисков совсем уже собралась возвращаться, как вдруг там услышали наш последний слабый крик о помощи.

Находившаяся на борту супруга капитана тотчас же взяла мою дорогую спутницу под свое крыло. Мы быстро и без приключений добрались до Аделаиды, где впоследствии обвенчались в присутствии госпожи Торбьорн и всех офицеров «Фрейи».

После свадьбы мы отправились в провинцию и купили там большую ферму, где по сей день живем в счастье и достатке. Вскоре через подставных лиц фирме Шоулфилда была перечислена сумма, полностью покрывавшая стоимость «Евангелины».

Весьма скоро из доставленных в Австралию британских газет мы узнали о смерти полковника Форестера, скончавшегося от черепномозговой травмы, полученной при падении с лестницы в одной из гостиниц Глазго. Люси ужасно горевала, но новые знакомства и повседневные заботы помогли ей пережить эту утрату.

С тех пор нас ничто не связывает с Англией, и мы не помышляем о возвращении на родину. Мы читаем английскую прессу и время от времени от души веселимся, заметив случайное упоминание о яхте «Евангелина» и о печальной судьбе молодой леди, пропавшей вместе с ней. Мое краткое описание реальных событий может заинтересовать тех немногих, кто еще не забыл эту давнюю историю, а также тех, кто незнаком со всеми обстоятельствами этого дела и хотел бы узнать о том, что когда-то в действительности произошло на островке Ардвоу у берегов Шотландии.

СКАНДАЛ В ПОЛКУ

То давнее происшествие, случившееся в нашем полку, было весьма деликатного свойства. Мне кажется, что те из нас, кто в той или иной мере оказался причастен к нему, вряд ли когда-нибудь об этом забудут, даже если б они того и захотели. Правила общения между офицерами не были столь строгими в отличие от царившей в Третьем драгунском полку железной дисциплины, и коль скоро любой из нас числился на хорошем счету и хотел служить, то личные отношения он мог выстраивать более-менее по своему усмотрению. Но иногда случалось такое, что выводило из себя даже нашего полковника, слывшего заядлым игроком: он приходил в ярость, стоило ему узнать, что на кого-то пало подозрение в жульничестве за карточным столом.

Позвольте кратко описать наших офицеров. Они с той же легкостью относились к десяти заповедям, с какой прошли сквозь кинжальный огонь пушек под Кассассином. Как люди военные, они посылали на смерть других и убивали сами, попирая тем самым заповедь «не убий». Но гораздо выше полузабытых библейских наставлений стоял неписаный кодекс чести. Соблюдался он строго и неукоснительно, и горе тому, кто осмеливался пренебречь им. Все долги, касавшиеся проигрыша в карты или по пари, должны были выплачиваться незамедлительно. Все строго придерживались этого правила. Но превыше всего стояло джентльменское понятие о честной игре. Эти на первый взгляд простые этические правила способствовали поддержанию дисциплины и порядка куда больше, нежели уставы и уложения.