Герберт вздрогнул, но не набрался решимости возразить, отказаться от веры, пусть даже ради спасения своей жизни.

— Да, я христианин, — гордо сказал он, переживая ощущение, подобное полету в пропасть. — В мечеть меня привело любопытство.

Мавр звонко рассмеялся.

— Символично, что мечеть построена на месте христианской церкви, а до этого здесь находился римский храм двуликого Януса, колонны которого были использованы при строительстве мечети. Больше не предпринимай таких рискованных путешествий, не изучив местные обычаи и нравы. А пока следуй за мной и будь моим гостем. Можешь меня не опасаться, но всегда помни — сын Адама живет, как предопределено судьбой, и, пока он в этом мире, он не защищен от всяких бед.

Путь к дому мавра оказался не близок: мимо шумных базаров с обычным многоголосьем и ароматом невиданных фруктов и сладостей; мимо многочисленных лавочек, полных всевозможных товаров, от глиняной посуды до изделий тончайшей работы из золота, серебра, хрусталя, слоновой кости, где продавцы громко нахваливали свой товар, уговаривали зайти внутрь, порой хватая прохожих за полы одежды; мимо ремесленных мастерских, хозяева которых выставляли только что произведенную продукцию прямо на улице. Несколько раз у Герберта возникало желание затеряться в многолюдной толпе базара, но любопытство пересиливало, и он послушно следовал за странным мавром.

Двухэтажный дом мавра, спрятавшийся за глухой высокой стеной, поражал изяществом, мраморными балконами, большими окнами, свидетельствуя о богатстве его хозяина. Молчаливые чернокожие рабы-мамлюки улавливали желания своего повелителя по одному жесту и мгновенно их исполняли. Так как дневная жара еще не спала, Герберта провели в подземный этаж дома, где его встретила приятная прохлада. Здесь хозяин оставил его одного. Большое помещение было освещено масляными лампами с цветными абажурами, бросающими на стены фантастические блики. Пол был покрыт толстыми коврами, в ворсе которых ноги утопали по щиколотку. В углу комнаты на низком столике из лимонного дерева стояли серебряные кувшин с узким горлышком и поднос со всевозможными фруктами, а также вазочки со сладостями. Вокруг столика лежало множество цветных подушек с вышитыми на них изображениями птиц и животных. А чуть подальше была установлена чаша на длинной витой ножке с горящим в ней маслом, и ощущался необычайно тонкий аромат, слегка кружащий голову. Герберт очень хотел пить и первым делом направился к кувшину, рассчитывая, что там вода, — он знал о запрете мусульманам употреблять вино. К его удивлению, в кувшине все же оказалось вино, но жажда была невыносима, и он выпил немного кисловатого напитка. Мавр не спешил являться к гостю, и Герберт прилег на подушки.

Приятная расслабленность, сонливость охватила его тело, изгоняя тревогу из мыслей. Комнатушка, отведенная ему в Кордове, за день раскалялась и не дарила ночной прохлады, необходимой для полноценного сна, и он, изнемогая от духоты, часто выходил во двор, совсем отгоняя сон. А ранним утром ему нужно было идти к епископу Ато и выполнять различные указания. Здесь же, в гостях у молодого мавра, приятная прохлада, напоенная необычными ароматами, убаюкивала, и незаметно для себя он провалился в тяжелый сон без сновидений.

Проснулся он от звуков, присущих игре ветра, заблудившегося в листве деревьев, и предвещающих ураган. Герберт открыл глаза и от неожиданности вскочил на ноги. Напротив него на подушках возлежала молодая женщина в ярких шелковых одеждах, ее лицо было прикрыто полупрозрачной накидкой. Она играла на лютне. На столике были расставлены всевозможные мясные угощения, овощи, зелень, и аппетитно пахло пловом. Женщина увидела, что он проснулся, и прекратила играть, отложила лютню с коротким грифом в сторону.

— Всякое изящество, красота и гармоничность, имеющие место в этом чувственном мире, — все суть плоды изящества и красоты того мира. Посему эти ритмичные и мелодичные звуки имеют сходство с чудесными звуками того мира и по этой причине запечатлеваются в сердце, трогают его и пробуждают в нем желание слушать, а человеку неведомо, что с ним происходит. Угощайся, чужеземец, но вначале скажи свое имя.

Она хлопнула в ладоши, и к столику, кланяясь, приблизилась юная девушка в полупрозрачных одеждах, предоставляющих возможность оценить ее фигуру. Герберт, проведя всю жизнь в монастыре, в свои двадцать два года видел обнаженными лишь древние античные статуи женщин, когда был в Риме, а тут женское тело оказалось рядом, обдавая исходящим от него теплом. Он ощутил необычное волнение, иногда охватывающее его ночами, борясь с которым он читал молитвы до изнеможения, ночи напролет. Девушка подняла крышку с блюда, где громоздился дымящийся, приправленный специями янтарный плов с небольшими кусочками баранины.

— Мое имя — Герберт. Я монах, прибыл в составе посольства из Барселоны. А как твое имя? Я узнал тебя по голосу, несмотря на накидку, под которой ты скрываешь свое лицо, и женские одежды, в которые ты облачился.

Герберт, чувствуя голод, еле сдерживался, не приступая к еде, но чувство самосохранения подсказывало: надо поберечься — уж очень странен этот мавр, и неизвестно, что у него на уме. Он слышал, что среди арабской знати, как и у римлян-язычников, распространено увлечение содомией, хотя это преследуется духовной властью.

— Мое имя — Халима, — рассмеялась женщина и открыла лицо. — Пять лет как я вдова. Мой покойный муж — Абу Исхак ибн Хилаль, последователь суфийского учения Абу Иа-зида Тайфура ал-Бистами.

— Отец уничтожения, — вполголоса перевел имя мужа женщины на французский Герберт.

— Он не оправдал свое имя, — вновь рассмеялась Халима, показав знание французского. — Он писал стихи, в которых насмехался над окружающим миром, и его прозвали Маджнун.

— Безумный, — не удержался, чтобы не перевести, Герберт.

— Он воистину был им. В Багдаде произошли волнения среди айяров[37], и он, будучи муршидом[38], со своими учениками присоединился к ним. Его, как одного из предводителей восстания, казнили, а мне пришлось бежать. Так я оказалась в Кордове, стране Аль-Андалус.

— А зачем ты пришла в мечеть под видом мужчины?

— Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, не запрещал женщинам посещать мечеть, но ясно дал понять, что им лучше совершать молитву дома. Поэтому женщины у нас воздерживаются от посещения мечети, хотя запрета как такового нет. А я люблю красоту и гармонию, поэтому часто хожу в мечеть, переодевшись в мужское платье. Я тебя сразу выделила из толпы. То, что ты чужой, несмотря на хорошее знание языка, было видно и слепому, но окружающие тебя люди ослепли, видно, так было угодно Аллаху. То, что ты подпоясанный[39], а не мушрик[40], я догадалась на выходе из мечети — ты чуть не перекрестился, но вовремя спохватился. По твоему поведению и речам я поняла, что ты — адиб[41], поэтому пригласила к себе, собираясь насладиться приятной беседой, какую можно вести лишь на сытый желудок. Угощайся пловом, а это — хариса[42].