Куинн распрямился и привычным жестом прижал молитвенно сложенные пальцы к губам.

– Филипп!

Риордан внутренне содрогнулся, как и двадцать лет назад, услышав строгий голос своего наставника; этот тон означал, что сейчас он получит нагоняй.

– Что?

Ну вот, теперь и в его собственном голосе послышались упрямые интонации нашкодившего мальчишки.

– Ты что, питаешь какие-то чувства к этой девице?

Судя по тому, как Куинн произнес это слово, можно было подумать, что оно иностранное и немного неприличное. Риордан вновь посмотрел на потолок. Ну что тут скажешь? Он попытался ответить правдиво.

– Она молода, Оливер, и против воли втянута в дело, которое может оказаться опасным. Она помогает нам, потому что обстоятельства не оставили ей иного выбора. Я чувствую себя в ответе за нее.

– Это все?

Оттолкнувшись от окна, Риордан вновь опустился на жесткий стул.

– Да, – ответил он решительно, прекрасно сознавая, что говорит не правду.

Он домогался Касс, но Оливеру об этом знать вовсе не обязательно. К тому же это не имело отношения к делу. Ни малейшего.

– И твои отношения с ней остаются чисто профессиональными?

– Абсолютно. Чисто профессиональными.

– Я очень рад это слышать, потому что мы привели в движение механизм, который невозможно остановить. Ни одного из вас уже нельзя заменить. К тому же связаться с такой женщиной, как эта Мерлин, было бы губительно для тебя, Филипп. Просто губительно. Все, ради чего ты трудился…

– Я это знаю, черт побери! Я же тебе сказал: между нами ничего нет. Почему ты ее так называешь? «Эта Мерлин»! Как будто она не человек!

– Понятия не имею, о чем ты.

«Он точно так же относится ко всем женщинам, – вдруг сообразил Риордан. – К женщинам вообще. Это весьма странно, если хорошенько подумать».

Как будто подслушав его мысли, Куинн вдруг спросил:

– Да, кстати, как поживает леди Клодия?

В его лице ничего нельзя было прочесть, кроме самого невинного интереса.

– Хорошо, – коротко ответил Риордан.

– Вот и чудесно. Очаровательная девушка. Из хорошей семьи.

Риордан промолчал.

– Не так давно я говорил о тебе с сэром Лоренсом Трильби, Филипп. Он очень доволен твоей работой. Очень доволен. Полагаю, его признательность будет весьма значительной, когда все это кончится.

Трильби был одним из приближенных и самых влиятельных советников короля, человеком, чье слово много значило в Уайтхолле[30]. Риордан пожал плечами.

– Хотел бы я знать, что еще от меня потребуется, чтобы сохранить его признательность в будущем, – угрюмо проворчал он. – Неужели мне придется до конца дней своих плестись в хвосте королевской свиты?

– Чушь! – отмахнулся Куинн. – Независимость ума – качество, необходимое для государственного мужа. Оно всегда приветствуется и высоко ценится.

Насмешливое фырканье Риордана он пропустил мимо ушей.

– Так ты поговоришь с мисс Мерлин насчет Уэйда? Будь добр, сделай это поскорее.

Риордан замер.

– Да, я поговорю с ней.

– Когда?

Потирая переносицу, он пропустил воздух сквозь стиснутые зубы.

– Сегодня вечером. Мы собираемся в оперу.

* * *

– Он в библиотеке, мисс. Позвольте мне…

– Спасибо, Джон, не нужно меня провожать. Я хорошо помню дорогу.

– Разумеется. Если позволите, мисс Мерлин, должен заметить, что сегодня вы особенно прекрасны.

– Спасибо, Джон. Это очень мило с вашей стороны.

Он поклонился, а она улыбнулась и проследовала по скудно освещенному, обшитому Темными дубовыми панелями коридору к библиотеке. На полпути до нее стали доноситься приглушенные звуки струнной музыки; с каждым шагом они становились все отчетливее. Добравшись до дверей, Кассандра остановилась. Свет в комнате не горел; в жемчужно-серых сумерках, льющихся через раскрытые застекленные двери, выходившие в сад, она не сразу различила фигуру Риордана. Он стоял боком к окну в расстегнутом жилете, еще не надев камзола, и играл на альте. Она затаила дыхание в надежде, что он ее не заметит и не прервет игры. В воздухе, причудливо смешиваясь с нежными мечтательными звуками музыки, витал слабый, еле различимый запах роз.

Кассандра взглянула на серьезное, сосредоточенное лицо Риордана. Его глаза были полузакрыты. В сумеречном полумраке седые пряди в его волосах вызвали у нее в уме образ могучего и стройного дерева с засыпанной снегом кроной. Пальцы левой руки гибкими и точными движениями прижимали струны к грифу инструмента, в правой он держал смычок, легко порхавший по струнам. Она подумала, что никогда в жизни не видела никого прекраснее. Постепенно, словно следуя замирающим звукам мелодии, ей открылось собственное сердце. Она поняла, что влюблена в него. И это чувство, подобно звукам мелодии, показалось ей невыразимо печальным.

Но вот последняя исполненная светлой грусти нота растаяла в воздухе, Риордан заметил Кассандру, когда повернулся, чтобы положить инструмент. Она стояла в дверях – высокая, стройная, изящная. Он вспомнил, как увидел ее в первый раз на церковном дворе возле убогой могилы отца, и двинулся ей навстречу.

– Касс.

Как печален устремленный на него взгляд прекрасных серых глаз!

– Что-то случилось?

Она отрицательно покачала головой. В полумраке он не мог разобрать цвет ее платья. Что-то светлое, пастельное, оттеняющее непроницаемую тайну густых и черных, как ночь, волос. Гладко зачесанные назад, они струились водопадом по спине, как в вечер их первой встречи в клубе «Кларион». Риордан взял ее руки и поцеловал.

– Как ты прекрасна.

Он стал гладить большими пальцами ее ладони, и в душе Кассандры проснулось неудержимое желание.

– Ты тоже.

Она боялась, что непременно расплачется, если он и дальше будет к ней так прикасаться, смотреть на нее таким взглядом.

Он улыбнулся ее словам. Как легко было поцеловать ее сейчас! Ее прелестный рот так и манил к поцелую. В глазах блестели непролитые слезы.

– Ничего не случилось? – переспросил Риордан.

Ему хотелось еще раз увидеть, как движутся ее губы.

Кассандра стояла совершенно неподвижно, боясь даже вздохнуть. Его рубашка смутно белела в темноте, кружевные рукава были засучены, оставляя на виду сильные худощавые запястья. Она нервно облизнула губы, не зная, куда смотреть. Ей хотелось сказать ему, хотелось признаться…