— Уведите его, — сказал он Ривзу. — Я здесь такого не допущу. Вы и Уилкинсон, доставьте его в лазарет.

— Есть, сэр.

Ривз с Уилкинсоном поволокли бесчувственное тело Типпера к ходу сообщения.

Стивена трясло. Этот всплеск вполне объяснимого страха показал ему, насколько противоестественно существование, которое вели все они, не желавшие слышать никаких напоминаний о нормальной жизни. В свою землянку он возвратился сердитым. Если всеобщее притворство даст трещину, в нее ухнет не одна жизнь.

Стивену казалось, что противопоставить этому страху им нечего. И под Ипром, и в других местах боевых действий солдаты ухитрялись свыкнуться с возможностью смерти, но нынешний артобстрел снова лишил их мужества. Они готовы были идти на пулеметы и защищать свои окопы до последнего человека, однако встреча со смертью, принявшей такое обличье, оказалась им не по силам. Они старательно изображали, что дело не только в этом, но и в том, что им уже довелось пережить. Когда-то Ривз искал своего убитого взрывом брата, однако не нашел ничего, что можно было похоронить — ни клочка волос, ни даже обрывка сапога. Он сам с горечью и изумлением рассказывал об этом Стивену. Унесший жизнь брата снаряд был так велик, что к пушке его привезли по узкоколейке, а заряжали с помощью подъемного крана; пролетев по воздуху шесть миль, снаряд оставил воронку, в которой легко разместился бы фермерский дом со всеми его надворными постройками. «Чего же удивляться, — сказал Ривз, — что от брата и следа не осталось. Оно бы и ладно, — добавил он, — но это ж были мои плоть и кровь».

После полудня третьего дня Стивена начало всерьез беспокоить воздействие, которое обстрел оказывал на солдат его взвода. Он ощущал себя бесполезным, ненужным звеном общей цепи. Старшие офицеры ему не доверяли, солдаты получали приказы от сержантов, а утешение искали в самих себе. Обстрел продолжался.

Стивен коротко переговорил с Харрингтоном, лейтенантом, который делил землянку с Греем, потом выпил чаю, ровно в пять заваренного исправным Райли. Потом вышел наружу, под свет раннего вечера. Пошел дождь, однако снаряды так и продолжали выть в темнеющем небе, и разрывы их вспыхивали в неспокойной серо-зеленой мгле, точно нежданные звезды.

Незадолго до полуночи в землянку Стивена пришел Уир. Спиртное у него закончилось, вот он и решил поживиться запасами Стивена. Тот ждал его.

— Как отдохнули? — спросил Стивен.

— Ну, это когда было, — ответил Уир, основательно глотнув из фляжки, которую подтолкнул к нему Стивен. — Мы уж три дня как вернулись.

— И снова под землю. Сейчас там безопаснее всего.

— Солдаты вылезают из дыры в земле и оказываются под этой гадостью. И не понимают, что хуже. Ну не может же это продолжаться вечно, правда? Просто не может.

— Спокойнее, Уир. Наступления не будет. Они просто хотят закрепиться. Ведь только на рытье орудийного окопа для одной большой пушки целая неделя уходит.

— Какой вы, однако, безмятежный сукин сын, Рейсфорд. Я вас об одном прошу: скажите что-нибудь такое, от чего меня перестанет трясти.

Стивен закурил сигарету, положил ноги на стол.

— Вам, собственно, чего хочется — вой снарядов слушать или поговорить о чем-нибудь?

— Чертов идиот Файрбрейс с его натренированным слухом научил меня отличать одно орудие от другого. Я могу назвать вам калибр любого снаряда, описать его траекторию и разрушения, которые он скорее всего причинит.

— Однако, когда война только-только началась, она вам нравилась, верно?

— Что? — Уир выпрямился. У него было круглое честное лицо, редеющие волосы. Когда он снимал фуражку, их остатки вставали дыбом. Сейчас он был в пижамной куртке поверх матросской тельняшки. Обдумывая слова Стивена, он откинулся на спинку стула. — Теперь в это невозможно поверить, но, пожалуй, что да, нравилась.

— Стыдиться тут нечего. Все мы оказались здесь не без причины. Возьмите хоть нашего команд-сержант-майора Прайса. Процветает, не так ли? А вы? Вам одиноко?

— Говорить об Англии мне не хочется, — ответил Уир. — Я должен думать о том, как остаться в живых. У меня сейчас восемь солдат под землей, а навстречу им роют туннель немцы.

— Ну как хотите, — сказал Стивен. — Мне все равно через полчаса посты проверять.

Разрыв большого снаряда сотряс землянку. Висевшая на потолочной балке лампа закачалась, стаканы подпрыгнули на столе, с потолка посыпалась земля. Уир вцепился в запястье Стивена.

— Расскажите мне что-нибудь, Рейсфорд, — попросил он. — Все равно что.

— Хорошо. Что-нибудь расскажу, — Стивен выпустил струю табачного дыма. — Мне любопытно узнать, что будет дальше. Вот ваши канавные крысы ползают под землей по проходам в три фута шириной. А мои солдаты понемногу сходят с ума от обстрела. Командиры наши ни гу-гу, помалкивают. Я сижу здесь, иногда вылезаю, разговариваю с солдатами, выхожу в дозор, и ремень ручного пулемета натирает мне шею. На что все это похоже, никто в Англии не знает. Если бы они там увидели, как живут здесь солдаты, глазам своим не поверили бы. Это не война, это исследование — до каких глубин падения может докатиться человек? И мне очень интересно увидеть, как далеко мы способны зайти — я хочу узнать это. По-моему, все только-только начинается. Уверен, командование прикажет — и произойдет нечто гораздо худшее, чем то, что мы с вами видели, и сотворено это будет юнцами и взрослыми людьми вроде моего Типпера и вашего Файрбрейса. Предела тому, до чего их можно довести, не существует. Вы смотрите в их лица, когда они отправляются на отдых, и думаете: все, на большее они не способны, что-то в них вот-вот скажет — довольно, это предел. А потом они отсыпаются, набивают животы горячей едой, напиваются спиртным и делают это. Думаю, прежде чем все закончится, они сделают вдесятеро большее, и мне хочется увидеть — до чего они смогут дойти. Если бы не это любопытство, я пошел бы прямым ходом к окопам немцев и позволил им убить меня. Или присобачил бы к голове одну из вон тех гранат и взорвал ее.

— Вы спятили, — сказал Уир. — Неужели вам не хочется, чтобы все закончилось?

— Хочется, конечно. Но раз уж мы зашли так далеко, неплохо было бы понять, зачем это нужно.

Уира снова проняла дрожь — снаряды стали ложиться ближе.

— Это смешанный обстрел. Сначала бьет полевая пушка, потом тяжелая, интервалы составляют…

— Успокойтесь, — сказал Стивен. — Ну что вы себя изводите?

Уир обхватил голову руками:

— Расскажите мне что-нибудь, Рейсфорд. О чем угодно, только не об этой войне. Об Англии, о футболе, о женщинах, о девчонках. О чем хотите.

— О девчонках? Вы подразумеваете солдатских подружек?

— Если угодно.

— Я уже долгое время не вспоминал о женщинах. Постоянный артиллерийский обстрел помогает вернуть мыслям целомудрие. Я перестал думать о них. Женщины — они из другой жизни.