— Поручители, думаю, найдутся. Стрельцы Трифон Орлович да Иван Воинов меня знают. Они нынче днём у Царь-пушки стояли, а после с государевым войском к Кремлю пошли, да и я за ними. Трифон друг батюшке моему покойному — рефлекторно я отмахнул крестное знамение. — Только его поранили, когда он котёл с порохом к башне волок. А после я его и не видел — как грохнуло, так из меня память-то и вышибло.

— А ну погодь-погодь, отроче! Речешь — как грохнуло, так с тебя и дух вон? Так ли?

— А зачем мне врать? Не один я был, люди видели хоть и с отдаления.

— А не тебя ли велено сыскать да до Евстафия Зернина доставить? — и один из стрельцов, повинуясь жесту старшего, крепко взял меня за плечо…

Попробовал дёрнуться. Куда там! Не со стёпкиным теловычитанием с откормленным воякой тягаться.

Да… Похоже, я влип: уж не знаю, кто такой этот Зернин, но словечко «сыскать» навевает печальные ассоциации и мысли о том, зачем это понадобился кому-то неизвестный подросток, закрутились в голове нехорошие…

14

Дмитрий

Сложно сказать, почему мятежники, активно занявшиеся погромами в обоих свежепостроенных — для царя и царицы соответственно — дворцах и части расположенных внутри Кремля усадеб, даже не попытались ворваться ни в Оружейную палату, ни в Грановитую. Шуйские даже не удосужились поменять тамошнюю охрану на своих людей. Впрочем, как стало понятно, собственно их людей, включая вооружённых холопов, внутри кремлёвских стен было сотни две с небольшим, плюс к тому сотня-полторы привели прочие заговорщики, не имеющие финансовых возможностей сформировать более-менее серьёзные подразделения. «Массовку» же составили выпущенные из порубов уголовники и примкнувшие к ним любители разбогатеть на халяву, отирающиеся внутри крепости на постоянной основе.

Стрелецкий голова Фёдор Брянчанинов, начальник над стрелецкой частью царской охраны, изрядно принявший на грудь накануне во время пира, вследствие чего благополучно проспавший в своём кремлёвском доме момент государственного переворота оказался разбужен только басовитым гулом от удара большого колокола-благовестника, вслед которому залились радостным перезвоном десятки мелких и средних колоколов колокольни Успенского собора, а и подхвативших его прочих кремлёвских церквей. Это не был обычный благовест, начинающийся с трёх ударов: колокольная разноголосица больше походила на пасхальный перезвон, но отличалась от него как конь прост отличается от аргамака[98]. Хоть Брянчанинов и был примерным христианином, но ввиду сильнейшего похмелья любой громкий звук доставлял ему лишь головную боль, а потому, поднявшись с постели он был крайне раздосадован. Хотя здоровье удалось подправить при помощи рассола от квашенной с анисом капустки, настроение головы Стремянного полка это не улучшило. А потому он, одевшись и захватив с собой двоих верховых слуг, выехал со двора, дабы выяснить, что, нечистый всех раздери, в Кремле происходит?! Ну и выяснил…

Обычный служилый помещик из-под приграничного Курска, искренне воспринявший идею о том, что поразившие Русскую Землю несчастья — это Божье наказание за то, что на престол пролез Бориска Годунов, царь не настоящий, Брянчанинов больше года тому назад вместе с подчинёнными городовыми стрельцами перешёл на сторону «истинного царевича Димитрия Иоанновича», с войском которого и добрался до Первопрестольной. Во время похода Фёдор отличился и своим умом и преданностью приглянулся «сыну Грозного Государя» и тот, венчавшись на царство, передал под руку Брянчанинова стремянных стрельцов. Для служилого дворянина, не связанного с боярскими родами, это назначение стало вершиной карьеры. И при этом голова понимал, что теперь его судьба накрепко связана с царской: слишком много сразу же завелось недоброжелателей, льстиво улыбающихся в лицо и готовых при первом удобном случае толкнуть в спину. Потому-то, к слову, не спешил он и перевезти из поместья в Москву, где теперь проживал в дареной избе на территории конфискованного годуновского подворья, супругу и родившегося аккурат на Богоявление сына. Дорога дальняя, на трактах неспокойно, ибо озоруют нынче не только пришлые казаки, но и всякого чина людишки. Куда там ехать с младенцем-то.

И вот теперь Фёдор Брянчанинов узнал, что суматошно-праздничный колокольный перезвон затеян по повелению митрополита Исидора в ознаменование венчания на царствие недавно прощённого за заговор и возвращённого из ссылки боярина Василия Шуйского. Прежний же царь не то убит, не то схвачен, не то ударился оземь и, обернувшись чёрным враном, улетел в земли Ханаанские[99]. В любом случае верному слуге свергнутого Государя отныне не стоило ждать ничего хорошего. Потому, после недолгого раздумья, стрелецкий голова решил покинуть Кремль, а позже — и Москву и перебраться подальше от новых властей и недоброжелателей. Но как это сделать? Скрытно, переодевшись, дождаться, пока суета прекратиться? Невместно, да и трудновыполнимо: слишком многим Брянчанинов знаком в лицо. Прорваться из крепости верхом, сам-третий? Велик риск не доскакать до ворот, да и сами ворота должны охраняться так, что не проскочишь. Значит, нужно пробиваться не с одними слугами, а тем более — не в одиночку, а во главе серьёзного отряда. Так рассудил Фёдор — и не ошибся. Пользуясь своим статусом стрелецкого головы, Брянчанинов оперативно снял с караула всю дежурную подсмену и частично стрельцов с не самых важных постов в Оружейной и Грановитой палатах, а также государевых мастерских Оружейного приказа. Набралось сорок пеших бойцов с пищалями, включая двоих десятников. Остающимся на постах было приказано закрыться в зданиях изнутри и при попытке нападения палить на поражение.

С этим-то отрядом Фёдор Брянчанинов и предпринял свою попытку прорыва. Сперва отряд напоролся на крестный ход, сымпровизированный по распоряжению митрополита Исидора по случаю поспешного венчания на царство Василия Шуйского. Всё бы обошлось, вот только у кого-то из «наотмечавшихся» до синих чертенят сторонников «боярского царя» при виде выходящего навстречу строя стрельцов в красных кафтанах, не выдержали нервы и. Он посчитал, что войско предыдущего самодержца уже ворвалось в Кремль и открыл пальбу из пистолетов, никого, к счастью, не зацепив. К нему — с тем же результатом — присоединилось ещё несколько мятежников. Стремянные стрельцы в походы ходили редко, в основном выполняя роль кремлёвского гарнизона. Однако люди они были обученные воинскому делу и подставляться под пули пьяных идиотов, пусть даже и присоединившихся к крестному ходу, совершенно не желали. Пули — они ведь дуры, им в башку угодить, чтоб ума набраться, ничего не стоит. Потому-то, по команде головы, первый ряд опустился на колено, наводя стволы пищалей на толпу, норовя целить мимо находящихся в голове икон с хоругвями, второй десяток изготовился к пальбе стоя… И двумя залпами весь крестный ход